Вирус бессмертия
Шрифт:
«Так вот откуда большевики узнали об этом явлении! – понял он. – Их тибетская экспедиция, в отличие от нашей, увенчалась успехом».
Он принялся жадно вчитываться в письмо Варшавского, которое к тому же содержало отрывки из дневников Тихонова. Отметив про себя, что эти бумаги являются вернейшим доказательством правдивости Богдана, Хильгер старался не пропустить ни слова, перечитывая строчки по два раза и обдумывая каждое слово.
«Богдан Громов руководил экспедицией, – подумал советник, закончив читать. – Теперь в этом нет ни малейших сомнений».
Он почти закончил чтение, когда «Мерседес» остановился в Чистом переулке у ворот резиденции Шуленбурга. Пошел снег. Хильгер, прикрываясь рукой от сквозящего в переулке ветра, взбежал по ступеням и, спеша в тепло, вошел в протопленное помещение резиденции.
Раздевшись, Густав попросил принести кофе и уединился в кабинете, прихватив с собой ватман, над которым потрудились чертежники, выводя полученное по телеграфу изображение янтры.
– Можно приступать. – Он энергично потер руки, как делали это русские перед важной и трудной работой.
В первую очередь Хильгер достал из кармана бумагу со слогами мантры и после нескольких прочтений без труда запомнил ее наизусть. Однако, когда он впервые произнес мантру вслух, вначале огласив имя бога Энки, что-то насторожило его в звучании.
– Энки Ду… – шепнул советник. – Случайность?
Сердце его тревожно сжалось и затрепетало в груди от нехорошего предчувствия. Он вспомнил, как читал немецкий перевод труда Дорма – эпическую поэму о Гильгамеше.
– Энкиду, – произнес он слоги, соединив их. – Черт меня подери! Ведь Дорм переводил имя соратника Гильгамеша, как богом Энки данный. Точно! Богом данный. Богдан! Нет… Надо проверить, не сложатся ли эти слоги в какие-нибудь слова.
Он нервно поднял телефонную трубку и попросил связать его с референтом Шуленбурга.
– Добрый вечер, это Хильгер, – сказал он. – Есть ли у нас возможность быстро связаться со специалистом по шумерскому языку? Не имеет значения, можно и с русским. Да. Мне нужен перевод небольшой фразы, если, конечно, она осмысленная. Срочно! Именно в предновогодний вечер он должен быть дома. Пообещайте ему гонорар. Да. Записывайте.
Советник тщательно продиктовал сначала имя бога, а затем слоги, после чего проверил, правильно ли референт их расслышал. Положив трубку, он уселся в кресло и начал изучать изображение янтры. В принципе, в рисунке не было ничего особенного – система треугольников, заключенная в окружность, однако чем больше Хильгер смотрел на нее, тем сильнее эта фигура его занимала.
«Пропорции треугольников, вот что здесь главное», – решил он.
Взяв чистый лист, он попробовал повторить рисунок, но тот получился отвратительно убогим. Однако это не расстроило Хильгера, он прекрасно понимал, что такую задачу, как получение энергии из вакуума, невозможно решить без усилий.
Он повторял попытку за попыткой, не замечая, как течет время, пока его не отвлек телефонный звонок.
– Да, это Хильгер, – подняв трубку, произнес советник. – Перевели фразу? Замечательно. Как, простите? Ах вот оно что… Ругательство? Можно узнать, какое?.. – Несколько секунд Густав молчал, прижав трубку к уху и медленно краснея.
– Благодарю, – сказал он наконец. – Насчет гонорара не беспокойтесь, я выпишу.
Он бы с удовольствием размозжил трубку о край стола, но взял себя в руки и спокойно опустил ее на рычаг.
– Энкиду вошел мне в зад, – повторил он по-немецки. – Очень остроумно. Так вот, значит, кому удалось протянуть пять тысяч лет! Невероятно! Надо же мне было так опростоволоситься! А я-то думал, отчего Богдан не воспользовался синицей в руках, а предпочел журавля в небе… Синица-то дохлая! Карла убили раньше, чем он завершил рисунок. Остается молить бога, чтобы и этому мерзавцу ничего не досталось. Не факт ведь, что большевики правильно подготовили реципиента…
Пригубив остывающий кофе, Густав решил обдумать план мести.
«Хотя нет. – Он махнул рукой и отставил кофейную чашку. – Лучшей местью будет его неудача. Неудача и смерть от старости. Черт!»
Некоторое время советник переживал провал, стараясь не дать вырваться на волю бессмысленному проявлению чувств. Потом он вспомнил, что существует еще Новый год, водка и русские девушки, покладистые и добрые. Впрочем, есть и немки, белокурые и строгие, что тоже неплохо. И вообще…
– Неплохо было бы посидеть в компании, – произнес он и глотком допил остатки кофе.
Затем Хильгер вызвал камердинера, чтобы выяснить, какая почта пришла на его имя. Хотелось выяснить, какие приглашения и от каких лиц могут ожидать его на празднование Нового года, чтобы выбрать наиболее интересное для себя.
Камердинер принес полный поднос открыток, конвертов и визитных карточек.
Уныло просмотрев несколько приглашений, советник неожиданно для себя отверг все и, насупившись, уселся в кресло. Настроение резко и окончательно испортилось.
«Казалось, что попавшие мне в руки документы – новогодний подарок, а получилось, что смысла в них нет. – Хильгер со вздохом бросил пакет на стол. – Разве что для будущих поколений… Ну что же! Великая Германия не забудет подвиг скромного посольского работника».
Это немного утешило Густава. Подумав, советник достал из записной книжки золоченый карандаш и сделал пометку прямо на листах, написанных Варшавским: «В следующий раз Голос Бога достигнет Земли в декабре 2008 года».
Отложив карандаш, он невесело улыбнулся.
«Возможно, за то, что я добыл выдержки из дневников с пояснениями профессора, меня даже поощрят, – размышлял он. – Возможно… – И тут ему в голову пришла интересная мысль: – А, кстати, не наведаться ли к самому профессору? – Густав вскочил, но тут же охладил себя. – Хотя вряд ли он станет сотрудничать с немцем. Они тут все помешаны на шпиономании».
В дверь кабинета негромко постучали.
– Войдите, – сказал Хильгер.
На пороге опять показался камердинер.
– Вам срочная телеграмма, господин Хильгер.
– На мое имя или в посольство?
– Вам лично.
– Давайте! – Густав нетерпеливо протянул руку и схватил с подноса тонкую полоску бумаги.
Хильгер пробежал глазами несколько коротких строчек, и кровь ударила ему в голову. Сердце взорвалось едва сдерживаемым восторгом.
– Спасибо, – сказал камердинеру Густав, знаком показывая ему, что он свободен.