Вирус
Шрифт:
Но я никак не ожидал увидеть Грейс Кортленд.
Глава 90
Балтимор, Мэриленд.
Суббота, 4 июля, 1.17
На ней была импровизированная пижама: синие больничные брюки и черная футболка. Волосы растрепаны, под глазами от усталости залегли круги. Она держала за картонную ручку упаковку из шести бутылок пива «Сэм Адамс саммер эль».
— Я тебя разбудила?
— Да.
— Отлично, потому что я спать не могу. Впусти меня. — Она покачала на пальце упаковку с пивом.
— Ладно, — согласился я, шагнул назад и открыл дверь.
Она
Окинула ее быстрым оценивающим взглядом и хмыкнула.
— Они привезли много твоих вещей.
— И даже моего кота, — сказал я, закрывая дверь. Кобблер спрыгнул с кровати и подошел к ней, настороженно принюхиваясь. — Кобблер, веди себя вежливо с майором.
Кот поглядывал на гостью с опаской, однако позволил Грейс погладить его. Она присела на корточки, и ее пальцы утонули в пушистой шерсти.
— Присаживайся, — предложил я, указывая на кресло с откидной спинкой. Я взял открывалку, которая была пристегнута к связке ключей, открыл две бутылки и протянул одну ей. Взял свою и устроился на краешке кровати.
Она секунду глядела на кота, задумчиво отхлебывая пиво.
— Мне нравится твой друг доктор Санчес.
— Руди.
— Руди. Мы столкнулись у душевой, немного поболтали. Он хороший человек.
— Ты умеешь определять?
— Я в свое время встречала некоторых уродов.
Она отвернулась, но я увидел, что ее глаза влажно блестят. Кобблер не отходил от нее, и она принялась чесать его за ухом, успокаиваясь, а потом запрокинула бутылку и выпила почти всю.
— Последние несколько дней были просто нереальными, — проговорила она тихо. — Нехорошими…
И покачала головой, борясь со слезами. Потянулась за другой бутылкой. Я передал ей открывалку. Грейс взяла ее, коснувшись моей руки. Она хотела, чтобы это выглядело как случайное прикосновение, но, похоже, была плохой актрисой. Моя кожа загорелась там, где Грейс дотронулась до меня.
— Должно быть, в больнице творился настоящий кошмар, — сказал я. — Я еще не видел записей, но мне рассказывал Руди. Судя по его описанию, там было даже хуже, чем на крабовом заводе.
Грейс рассматривала этикетку с преувеличенно заинтересованным видом, а когда заговорила, голос звучал еле слышно.
— Когда я поняла… что ситуация в больнице Святого Михаила выходит из-под контроля… я… — Она замолчала, покачала головой, начала снова. — Когда мы поняли, что нас ожидает… Это был худший миг в моей жизни. Даже хуже, чем… — Одинокая слезинка блеснула у нее на щеке.
— Глотни пивка, — предложил я тихо.
Она послушалась, затем посмотрела на меня покрасневшими глазами.
— Джо… в свои восемнадцать я забеременела от одного парня на первом же курсе университета. Мы были еще совсем дети, понимаешь? Он перепугался до смерти и сбежал, но потом, перед самыми родами, вернулся. Мы поженились. Гражданская церемония. Думаю, мы даже не любили друг друга на самом деле, но он был со мной, пока не появился ребенок. Брайан-Майкл. Только… он родился с дыркой в сердце.
В комнате повисла полная тишина.
— Пробовали все. Ему сделали четыре операции, но сердце так и не сформировалось как надо. Брайан прожил три месяца. Мне говорили, что у него с самого начала не было ни единого шанса. После четвертой операции я сидела со своим ребенком день и ночь. Исхудала так, что походила на привидение. Восемьдесят семь фунтов. Меня не хотели к нему пускать.
Я пытался что-то сказать, но она отрицательно помотала головой.
— Пришел день, когда врач сказал, что мозговая деятельность прекратилась и по всем показателям мой ребенок мертв. Они… они просили, чтобы я согласилась на отключение аппарата искусственного дыхания. Что я могла ответить? Я кричала, орала на них, спорила с ними, Молилась. Несколько дней. — Слезы прорвались и потекли, оставляя на ее щеках серебристые дорожки. Мне казалось, они похожи на шрамы. — Но я все-таки согласилась, и это было чудовищно. Я поцеловала своего ребенка и держала его ручку, пока они отключали аппараты. Приложила ухо к его груди, чтобы услышать стук сердца, отчаянно надеясь, что оно не перестанет биться… И уловила всего один удар. Тук-тук… а потом мертвая тишина. Джо, я никогда не испытывала такой боли. — Она сделала большой глоток пива. — Это меня сломало. Мой муж сбежал снова, после второй операции. Наверное, для него Брайан был уже мертв. Родителей я потеряла давно. У меня в жизни не осталось никого. Я все болела и болела, и в итоге попала в центр психиатрии, где провела почти три месяца. Ты шокирован?
Грейс с вызовом взглянула на меня, но что-то в моем лице, должно быть, ее убедило. Она кивнула.
— В больнице со мной работала консультант, она предложила найти занятие, которое меня дисциплинировало бы. Ее знакомый занимался набором рекрутов. Она написала для меня рекомендательное письмо, и через две недели после выписки я оказалась в армии. Так перевернулась вся моя жизнь. Потом я перевелась в САС. Участвовала в сражениях, видела смерть. Приходилось убивать.
Но это не трогало меня. Я была уверена: то, что делало меня личностью, человеческим существом, похоронено в маленьком гробу вместе с крошечным тельцем.
Она утерла слезы, после чего с изумлением взглянула на влажные пальцы.
— Я почти никогда не плакала. Разве что изредка, по ночам, когда мне снилось, как я держу ручку Брайана и слышу последний удар его сердца. За много лет — ни одной слезинки, Джо.
У меня пересохло во рту, и я глотнул пива, чтобы обрести способность дышать.
Грейс сказала:
— Когда «Аль-Каеда» атаковала Всемирный торговый центр, я просто разозлилась. Когда они разбомбили лондонское метро, я преисполнилась решимости. Грейс Кортленд, майор специальной авиационной службы, боевой ветеран, профессионально бессердечная. — Она глубоко вздохнула, вытирая щеки. — А потом больница Святого Михаила. Господи! Мы вошли уверенно и быстро, такие сильные и опытные. Жаль, ты не успел увидеть ОВН в лучшей форме — в тех двух отрядах были первоклассные профессионалы. Отличившиеся в боях ветераны, не какие-нибудь юнцы. Как вы там, янки, говорите? Разбивающие сердца и отнимающие жизни? Самое лучшее снаряжение, выверенная тактика, никаких случайностей. И знаешь, что произошло? Нас просто растерзали! Взрослых, сильных мужчин и женщин разодрали на куски. Простые граждане убивали военных руками и зубами. Дети, получая в грудь один выстрел за другим, падали, а затем снова вставали, казалось бы, смертельно раненные, надвигались на наших людей, рвали и кусали их. Пожирали их.
— Господи, — прошептал я.
— Господа там не было, — проговорила она так горестно, что у меня дрогнуло сердце. — Я не слишком религиозна, Джо. Порядком отступила от веры с тех пор, как похоронила Брайана. Но если слабая надежда на высшую справедливость еще жила во мне, в тот день я лишилась ее окончательно.
— Грейс… ты ведь знаешь, что у вас с Черчем не было иного выхода?
— Считаешь, это меня утешает? Да, у нас не оставалось выхода, потому мы и сделали то, что сделали. Мы проиграли, Джо. Проиграли. Внезапно наша сила и отличная боевая подготовка стали бесполезны. Точно так же, как медицина и молитвы для Брайана. Все, что мы могли, — оборвать другие жизни. — Слезы текли ручьями, но Грейс их не вытирала. — Дело в том… — криво улыбнулась она, — что это было еще хуже, чем отключить аппараты, которые поддерживали жизнь Брайана. Хуже, понимаешь? Знаешь, какое чувство я испытывала? Чувство вины. Не из-за того, что убила столько людей. А как будто совершила тяжкое преступление, предала или бросила собственного ребенка. Я снова потеряла его. На этот раз навсегда.