Висельник и Колесница
Шрифт:
– Хорошо, мы не будем настаивать, господин Ленуар, – мурлычущим котом подступил Толстой, как только старик умолк, чтоб отдышаться, – но скажите на милость, как вы себе представляете собственное будущее? Куда теперь направитесь? Где станете жить?
Мгновение француз смотрел на графа, а затем опустил плечи и снова видом напомнил ворону.
– Сможете спрятаться так, чтобы Орден до вас не добрался? – продолжил спрашивать Толстой.
Старик продолжал молчать.
– Позвольте тогда пригласить вас на жительство ко мне в имение, господин Ленуар, там скопилась изрядная коллекция старинных книг. Говорят, некоторые – весьма редки. Обещаю полнейший покой и умиротворение. Вот только одна загвоздка, – граф развёл руками, – прежде мне нужно войти в замок и выйти наружу живым.
Долго, очень долго Ленуар не поднимал головы, а затем, всё же, нашёл в себе силы взглянуть на графа – в глазах бывшего эзотерика застыла смертная тоска. Тем не менее, он согласно кивнул.
Глава 6
Катакомбы
12 (24) ноября 1812 г.
Окрестности Красного замка близ города Мир Гродненской губернии.
– Скажите, господин Александр, вон то окно, что так ярко светит…, не там ли держат Елену? – допытывался Крыжановский.
– Нет, это покои Гроссмейстера, – откликнулся учёный. Но вы зря помышляете об окнах, полковник – везде железные решётки. Единственный путь – через замковое подземелье. А туда можно проникнуть только двумя способами: либо через кордегардию в надвратной башне, либо через главный зал во дворце. Кордегардия не подходит – там всегда полно солдат, остаётся зал. Если перелезть через южную стену и незаметно пересечь внутренний двор…, но позвольте, мне ни за что не взобраться на стену, как же вы собираетесь…
– Погодите, о, мудрейший, – прервал учёного Толстой, – мне самому интересно знать: как мы собираемся войти?
– Вождь, пришло время исполнить обещание! – перейдя на русский язык, граф объяснил цыгану суть вопроса.
Виорел Аким оскалился по-волчьи и, ни слова не говоря, скинул тулуп.
– Это что за фокус? – удивился Толстой. – Неужели ты решил обнажиться и померяться естеством с мосье Александром? Никогда бы не подумал, что у цыган те же обычаи, что у дикарей Нового Света.
Баро снова ничего не ответил, торжественно отстегнул палаш и передал его Плешке, а затем, обернув вокруг пояса длинный кнут – тот самый, каким хлестался с Еленой, решительным шагом двинулся к мосту.
– Чёрт, сейчас и сам погибнет, и всё дело погубит, – прошептал Толстой.
Крыжановский хотел остановить цыгана. Но ему в ноги кинулся Плешка, обнял колени и ну причитать:
– Трубул ажюкэрав[175], рай! Баро Аким хорошо танцует!
Цыган тем временем вступил на мост. Из замка его тотчас заметили: где-то скрипнула дверь и выпустила двоих с ружьями. Один из них поднял над головой фонарь и окликнул пришлого. Виорел Аким остановился, затем неожиданно хлопнул себя ладонью по сапогу и пустился в пляс. В ночной тиши громко щёлкнул взводимый кремневый замок, дуло ружья кивнуло приближающемуся цыгану.
Коротко, как выстрел, прозвучало ругательство Максима.
Самого же выстрела не последовало. Стражники, отчего-то застыли, подобно изваяниям: один – с поднятым над головой фонарём, другой – прицелившись из ружья.
А цыган, как ни в чём не бывало, продолжает танцевать. Странный этот танец приковывает внимание так, что Максим не может оторвать взгляда. Остальное совершенно перестаёт его интересовать. Где-то рядом, назойливо и раздражающе, бубнит Ленуар: «Что происходит… Как интересно… В первый раз вижу…». Но где взять силы, чтоб остановить француза, если хочется смотреть только на танец?
Баро минует стражников и исчезает в проёме ворот.
– Трубул ваздав-ма[176], райе! – Плешка сильно дёрнул Максима за штанину, и тому удалось стряхнуть оцепенение.
Увидав, что полковник приходит в себя и очумело мотает головой, цыганёнок подскочил к Толстому и давай его тоже трепать за штанину:
– Фуго[177], райе, фуго!
Граф вздрогнул и глубоко вздохнул, приходя в себя, а мальчонка, тем временем, кинулся к солдатам.
– Потрясающий опыт, – восхищённо пробормотал мосье Александр. – Как я понимаю, это нечто из арсенала Носителей. Интересно, каково научное объяснение?
Учёной беседы не вышло – у входа появилась фигура Акима и энергично замахала руками.
– Фуго, райе, фуго! – снова крикнул Плешка и мышью метнулся к мосту.
– Илья, присмотри за конями! – приказал Максим, бросаясь вслед за цыганёнком. – Мы скоро…
– К чёрту коней! – возразил граф. – Что им сделается? А у нас каждый штык наперечёт.
Максим не стал возражать – резонность слов Американца не вызывала сомнений. Курволяйнен, подхватив под руку француза, устремился вслед за остальными.
Пробегая мимо застывших стражников, полковник на миг представил, как сейчас они зашевелятся и поднимут тревогу, но ничего подобного не случилось. Неподвижность также хранил и незамеченный ранее третий солдат, силуэт которого торчал наверху – в одной из ярко освещённых бойниц.
Вблизи стала понятна фортификационная выгода надвратной башни: для того, чтобы добраться до основных ворот, осаждающим следовало прежде войти в довольно узкую, пронизывающую толщу башни, арку. А там вдоль стен – бойницы.
Возле невысокой, окованной железом двери поджидал Аким.
– Не шуми и не смотри им в глаза, барин! И на кнут не смотри, а ступай за Плешкой, – сказал он тихо.
Максим вошёл в дверь и оказался в кордегардии. Четверо улан за столом перед тем, видно, играли в кости. Ещё один присел у очага, намереваясь подбросить дров в огонь. На вошедшего никто не обращал внимания – все глядели на переброшенный через потолочную балку кнут. Ритмично покачиваясь, тот издавал едва слышный скрип. Помятуя предупреждение цыгана, Максим поспешно отвёл взгляд, но и мига хватило, чтоб в памяти всплыла еловая лапа, как бы невзначай задетая Еленой в лесу, близ табора. И качалась тогда лапа похоже, и ноги отказывались идти точно так же, как сейчас. Хорошо, что цыганёнок вовремя потянул за руку, иначе в кордегардии появилась бы ещё одна застывшая фигура.