Вишенка. 1 том
Шрифт:
XII. ПЕРЕДЕЛКИ В ДЕЗЕРТИРЕ. ВЪЕЗД В НЕМУР
Между актерами вообще, а между комическими в особенности, разговоры никогда не прекращаются, они ведутся живо, умно, остро, весело. Понятно, что людям, которые так много видели и изведали в жизни, есть о чем переговорить.
Вишенка слушала с вниманием игривые шутки, злые эпиграммы, двусмысленные анекдоты, знаменитые изреченья, потоком лившееся из уст актеров с тех пор, как двинулся фургон. Дорога оказалась дурная, что сильно тревожило госпожу Гамбург, которая то и дело восклицала:
— Пуссемар, мой милый, не так скоро, мы сейчас вывалимся, наш фургон только о двух колесах, и это приводит меня в отчаяние.
— Колеса крепки.
— Смотри, держи крепче. Вертиго может понести.
— Вот так чудо! Вертиго понесет, — говорит Кюшо. — Однако правда, что Вертиго бежит лучше обыкновенного, верно овес у Шатулье недурен.
— Кстати, получил ли Анжело свою помочь, потерянную ночью…. в известном месте?
Вишенка, покраснев, надвинула шляпу на глаза.
— Вот она, Элодия ее узнала, — замечает Альбертина.
— Дайте мне ее, — улыбнулся Анжело, — ведь не запрещено ночью зайти на сеновал?
— Особенно когда там ожидает тебя такая милая встреча, — прибавил Монтезума, взглянув на Вишенку.
— Пуссемар, не гони Вертиго. Ты знаешь, нужно достойно въехать в Немур.
— Первое вступление весьма важно, — начал Дюрозо. — Въедем мы шагом в город — нас тотчас же подымут на смех, везде есть злые языки, сейчас пойдут толки: «Кто это въехал? Скоморохи, у них лошадь чуть жива, ее, кажется, не каждый день кормят» и тому подобное. Совсем не то, если мы рысью въедем в город, крича во все горло: «Берегись!» Все обратят на нас внимание, выскочат-из домов, подбегут к окнам и подумают, что мы едем на почтовых.
— Особенно если кто затрубит в рожок, — заметил Гранжерал.
— Будет трубить Кюшо, когда въедем в Немур.
— Я заиграю на всех инструментах.
— Я буду звонить в колокольчики.
— Я буду барабанить по сундуку.
— Я буду хлопать кнутом. Так мы въезжали в Фонтенебло. Помните, какой эффект мы произвели!
— Помню, — госпожа Гратанбуль пожала плечами, — как мы наехали на осла, навьюченного горшками с молоком, и опрокинули лоток яблок.
— Ну что ж. Это не повредило нам. Напротив. Со всех сторон сбегался народ, со всех сторон слышались возгласы: «Вот приехала труппа комедиантов. Черт возьми, они все уничтожают на своем пути». Эта новость распространилась с быстротой молнии по всему городу, о нас знали прежде, чем мы выставили афиши. Это славная штука, тем более что обошлось нам в безделицу: тридцать су заплатили мы той, кому принадлежал осел, и один су продавцу яблок. Прибавьте к тому, нам достались раздавленные яблоки, которые были очень вкусны. Потому, Пуссемар, въезжая в город, не церемонясь, валяй прямо на обозы, на лотки со съестными припасами.
— Пожалуйста, оставьте меня в покое, я знаю свое дело, — отвечал Пуссемар, — опрокинуть тоже нужно умеючи, а то выйдет ненатурально.
— Конечно, конечно, Пуссемар знает свое дело, ему не привыкать. А скоро ли Немур?
— Нет, еще не скоро, сударыня, мы только проехали половину дороги.
— Фу, какая даль. Пуссемар, не гони Вертиго.
— Я ее не гоню! Что с нею случилось? Точно ирабская лошадь…
— Дети мои, — оживился Гранжерал, — Дюрозо упомянул об афишах, не пора ли нам заняться составлением их, как приедем в Немур, сейчас разошлем.
— Правда, нужно подумать о спектакле.
— Что же будем мы играть в Немуре?
— Господа, следует для дебюта назначить «Тартюфа».
— Помилуй, ты с ума сошел, Гранжерал, высоко залетел.
— Вы плохие ценители таланта. Жаль мне нас.
— Мы же неоднократно говорили, что почитаем Мольера. В Париже или там, где существуют постоянные театры, следует играть его комедии, а нам же никогда и двух раз не придется сыграть в одном городе, и потому нужно чем-нибудь пикантным, бросающимся в глаза привлечь публику. Пьесы же Мольера слишком известны, потому они для нас невыгодны — ноль франков двадцать пять сантимов, плохая выручка, как это не раз случалось.
— Разве Тартюф не по вкусу публике?
— У, какой он скучный, он все думает, что теперь царствует Людовик XIV, но времена великого короля прошли.
— Счастливы те, кто жил в то время.
— Мы уклонились от разговора, — заметила Элодия. — Немур — южный город, верно, там любят музыку, нужно дать оперу.
— А где у нас оркестр?
— Ну, оркестр можно найти в городе, Пуссемар будет дирижировать.
— К чему сразу выбирать такую пьесу, в которой нужны декорации, машины… А что делать с танцами?
— Без них обойдемся.
— А хор, где его взять?
— Устроим по обыкновению, кто не будет в то время на сцене — будет петь за кулисами.
— Не рассчитывайте на меня, петь я вам не буду. Достаточно того, что я буду суфлировать. Надрывать себе горло не желаю, чтоб потом сидеть целую неделю и не пить ни стакана вина.
— Матушка, на тебя никто и не рассчитывает.
— Вместо оперы дадим оперетку.
— Предлагаю представить «Дезертира».
— Гм… — бормочет Дюрозо, — для представления все готово, Монтезума — Алексис, Анжело — Монт-Сель, я двоюродный брат, Гранжерал — Жан-Луи.
— Я не знаю этой роли, — возразил Гранжерал обиженным тоном. — Для дебюта не хороша эта пьеса. «Тартюфа» находят устарелым, а «Дезертир» хорош, как вы жалки, господа.
— Мне все равно, я согласен играть и Жан-Луи, я знаю эту роль, — сказал Кюшо. — Хорошо, а кто же исполнит роль Луизы?
— Конечно, я — это мое амплуа, — произнесла Элодия.