Вишневый сад. 100 лет спустя
Шрифт:
Аня (печально) . Это мама спёрла в Эрмесе. Или у кого-то из знакомых. (Идет в свою комнату, говорит весело, по-детски.) А в Париже я на воздушном шаре летала!
Варя. Киска моя приехала! Красотулечка!
Дуняша уже вернулась с эспрессо-машиной и варит кофе.
(Стоит около двери.) Хожу я, ядрёна вошь, целый день по бутикам и мечтаю. Выдать бы тебя за олигарха или чиновника категории “А”, и я бы тогда была покойной, пошла бы себе в одну пустынь, типа Оптиной,
Аня. Птицы разорались в саду. Который час?
Варя. Полчетвёртого утра. Тебе пора спать, душечка. (Входя в комнату к Ане.) Лепота!
Входит Яша с пледом, дорожной сумочкой.
Яша (идет через сцену, деликатно). Тут можно пройти-с?
Дуняша. Вас не узнать, Яша. Какой вы стали за границей.
Яша. Гм… А вы кто?
Дуняша. Когда вы уезжали из России, я была этакой… (Показывает от пола.) Дуняша, Федора Козлодоева дочь. Вы не помните!
Яша. Гм… Хочешь погрызть мой огурчик?! (Оглядывается и обнимает ее; она вскрикивает и роняет блюдечко. Яша быстро уходит.)
Варя (в дверях, недовольным голосом) . Что еще тут?
Дуняша (сквозь слезы). Веджвуд кокнула…
Варя. Раззява! Да и хрен с ним, на счастье.
Аня (выйдя из своей комнаты) . Надо бы маму предупредить: Петя здесь…
Варя. Я приказала его не будить.
Аня (задумчиво) . Шесть лет тому папаша наш склеил ласты от цирроза, через месяц утонул в реке братец Гриша, ангелочек семилетний. У мамани чердак поехал, кто ж снесёт столько горя за раз… Поехала до Парижу проветриться и развеяться, и зависла по столько лет. (Вздрагивает.) Можно понять человека!
Пауза.
Петя Трофимов учил Гришу, он может напомнить… Ой! А может, он с Гришей что-то сделал, вот Гришенька и того-с… Побежал на речку… Мама! (в ужасе прикрывает рот рукой)
Входит Фирс, он в полосатом пиджаке и белом жилете.
Фирс (идет к эспрессо-машине, озабоченно). Барыня-хозяйка здесь будут кушать… (Надевает белые перчатки.) Готов каппучино? (Строго Дуняше.) Ты! А сливки обезжиренные? А миндальное молоко?
Дуняша. Ах, боже мой… (Быстро уходит.)
Фирс (хлопочет около эспрессо-машины) . Эх ты, жопа-недотепа… (Бормочет про себя.) Приехали из Парижа… И шеф когда-то ездил в Париж… Гонял Париж-Даккар… (Смеется.)
Варя. Фирс, что ты там гонишь?
Фирс. Ну чего надо от старого пердуна? (Радостно.) Барыня моя приехала!
Входят Любовь Андреевна, Гаев, Лопахин и Симеонов-Пищик ; Симеонов-Пищик в пальто из стриженнной норки и широченный штанах а-ля Йоджи Ямамото. Гаев, входя, руками и туловищем, делает движения, как будто играет на бильярде.
Любовь Андреевна. Как это? Блин, склероз… Артёмку в депо! Серпом по яйцам!
Гаев. Это архаизмы! И не в кассу. Ныне просто шары катаем. Режу в угол! Когда-то мы с тобой, мать, дрыхли вот в этой самой комнате, на подушках бились, пастой зубной рожи мазали, письки друг другу показывали, как в пионерском лагере. А теперь мне полтинник, как это ни странно…
Лопахин. Чего тут странного, ёптыть? Если шишак работает, какие, мать твою итить, проблемы?
Гаев. Кого работает?
Лопахин. Время, говорю, не щадит, но виагра зато есть!
Гаев. А здесь пачулями пахнет. Как трусы у старой бабки.
Аня. Я – спать. Отбой. Спокойной ночи, мама. (Целует мать.)
Любовь Андреевна. Ненаглядное дитюсечко моё. (Целует ей руки.) Нормалёк, что ты дома? А то меня ей-богу нахлобучило, всё в прострации.
Аня. Адьё, дядя Лёня.
Гаев (целует ей лицо, руки) . Господь с тобой. Как ты похожа на свою мать! (Сестре.) Ты, Люба, в ее годы тоже была секси, глянешь – и кончишь.
Аня подает руку Лопахину и Пищику, уходит и затворяет за собой дверь.
Любовь Андреевна. Ухайдокалась Анютка.
Пищик. Летели на ком-то или с пересадками? Из Ниццы и Парижу, небось, прямых рейсов больше нет?
Варя (Лопахину и Пищику). Ну что, коллеги? Ночь в разгаре, вас девки в клубе ждут.
Любовь Андреевна (смеется) . Ты все такая же, Варя, неотёсанная, как доска. (Привлекает ее к себе и целует.) Кофейку попьём и свалим.
Фирс кладет ей под ноги подушечку и подливает в кофе коньяк.
Спасибо, родной. Я привыкла к кофе, но больше к коньку. Пью его и днем и ночью. Спасибо, мой старенький сморчок. (Целует Фирса в нос.)
Варя. Гляну, все ли барахло довезли… Не подрезали ли чего по дороге. (Уходит.)
Любовь Андреевна. Неужели это я сижу? (Смеется.) Мне хочется подрыгать ручками-ножками, поразмять булочки. (Закрывает лицо руками.) А вдруг это глюки! Видит Бог, я патриотка, я Родину люблю – смотрела вниз в иллюминатор и плакала. (Сквозь слезы.) Однако же надо допить кофе. И коньяк. Сигареты “Нат Шерман” есть в этом доме. (Фирс открывает портсигар и Раневская достаёт сигарету, Фирс щелкает зажигалкой.) Спасибо, Фирс, спасибо, старичок. Я так рада, что ты еще не двинул кони.