Висталь. Том 2

Текелински

Кто на самом деле проживал более достойную жизнь, Эдмунд Хиллари, с его другом и партнёром Тенцингом Норгеем, или человек, всю жизнь незаметно и планомерно спасающий людей, работая доктором в провинциальной больнице, и пишущий на досуге Великие произведения литературы? Ответ так же не очевиден. Ибо всякое ремесло, всякое стремление, имеет собственные масштабы только в сравнении и в соответствии с тем, чаще всего глубоко надуманным резонансом, коим окружена всякая громкая цель, после её достижения.

Иметь в своём сердце Великую цель, значит стать рабом этой цели, и, растворившись в её бесконечно разрастающемся теле, превратится в рудимент, – в инструмент для её достижения. Всю жизнь, словно вол тащит плуг по полю такой «очевидный счастливчик». Он уже давно и не мечтает ни о какой свободе. Он подчинён своему «царю в голове», и при малейшем отхождении от его повелевающей воли, испытывает на себе плеть презрения, и наказывающие моральные лишения. Просто жизнь, для такого «счастливчика», превращается во что-то недостойное, что-то мелкое, обывательски обыденное,

не несущее в себе никакой ценности. Только редчайшие личности сохраняют в своём сердце обе стороны, и способны ценить, как простоту собственной жизни, так её Великие цели. Не стать ни Мисологосом, ни Ортодоксом, не оставаться на одном поле, и не уйти с головой в море собственной одержимости, и в тоже время получать удовлетворение, как от собственных внутренних возвышенных институтов, так и обывательского бытия – Великая победа воли! И это, пожалуй, главный показатель настоящего психического здоровья. Люди слабы, прежде всего, психологически. И любая дорога, по которой идёт человек, волей-неволей обрастает заборами, и ты уже не видишь за ними ничего.

Мы увлеклись беседой, а между тем, обыденность и действительная реальность бытия, с непреодолимой фатальностью окружающая теперь нас, заставляет делать определённые поступки, и обеспечивать выживаемость собственному телу. Я желаю вам достигнуть своей Великой цели, и не пропасть тем самым, в отвале истории, уважаемый Руаль. Благодарю вас. Наш разговор я ещё долго буду анализировать в своей голове. И Висталь, пожав руку путешественнику, вышел наружу. Снежная пустыня вокруг, казалось, не оставляла ни единого шанса на выживание для такого изнеженного существа, как человек. Но его разум достойный соперник, и достаточно адекватный противник для любых враждебных природных стихий. Ибо, по большому счёту, сам является частью этой природной стихии. Руаль двинулся на Юг, к своей заветной цели, а Висталь побрёл на север, – туда, где с этой снежной пустыней соприкасалась пустыня моря, отчерчивая линию, которую в отличие от горизонта, можно было перешагнуть.

Идя ныне по песчаной пустыне в ночи, Висталь вспоминал другие пустыни, в которых ему довелось побывать. Но эта встреча в снежной пустыне, запала ему в душу более остальных. Что губительнее для человеческого существа, холод или жара? Что опаснее для его жизни, и для его психического здоровья, – пустыня мороза, или пустыня жары? Это, наверно, известно только тому, кто бывал всюду. При случае, спрошу у Фёдора Конюхова. Он бывал во всех стихиях, и ему, одержимому путешествиями, известно многое, что недоступно обывателям. Человек, чья жизнь – сплошное путешествие, страдает, когда ему приходится находиться в одном месте достаточно продолжительное время, также, как страдает привыкший к статичной, оседлой жизни человек, вынужденный ступить на путь скитаний. Вопрос привычки, – не праздный вопрос, но вопрос самой жизни, её главных консолей.

Кейптаун

Южная Африка в корне отличается от других континентов, и не только своей природой, но и укладом самой жизни, и менталитетом аборигенов. Что-то первобытное, первородное чувствуется здесь во всём, с чем сталкивается человек, впервые посетивший этот неповторимый уголок земли. Словно всё на самом деле, началось здесь. Архаика мироздания чувствовалась как нигде. Здесь было мало отчаянно-цивилизационного, несмотря на то, что этой землёй долгое время владели самые агрессивные представители цивилизации, Англосаксы. «Радужная страна» обожжённая апартеидом, и не сломленная интервенциями, была самой «разноцветной страной» Африканского континента. Жизнь кипит там, где «несовместимые ингредиенты» забрасываются в котёл, и где происходит необходимая реакция, и бурлящей пеной над этим котлом поднимается самая агрессивная, и в тоже время самая жизненная материя! – Суспензия силы, желания и стремления… И при всех сопутствующих при этом «парах жестокости», «отвратительных газах злобы» и всевозможных «синтетических вкраплениях подлости», она являет собой самую бодрствующую, самую жизненную форму бытия.

Там, где нет реакции от «несовместимых ингредиентов», всё и вся спит, и сама жизнь находится в дремоте. Там мир наиболее приближен к скале, а его самые прогрессивные, самые жизненные силы, находятся в анабиозе.

Висталь шёл по этой обильно политой кровью земле, и его душа, вместо того, чтобы огорчаться и лить слёзы, ликовала! Чем бы мог гордиться человек, от чего упиваться в своём духе, не имей он в своей жизни достаточных условий для доблести, для гипертрофированного самовыражения и самопожертвования? Что ещё могло бы дать ему столько уверенности, столько благородного самосозерцания, если бы не было ни единой возможности для войны? Он хочет потратить себя на достойные вещи, он хочет посвятить свою единственную жизнь на ратный труд во имя сверх возвышенных целей. Он не хочет растратиться по пустякам, и превратится в никому ненужную золу, развеянную ветрами проведения. И он питает надежду на то, что когда-нибудь ему представится случай поменять свою жизнь на нечто действительно достойное, нечто ценное, нечто вечное. Ели он настоящий мужчина, он часто смотрит на звёзды, и мечтает о доблести и победах, как о единственно возможном для себя счастье на земле! То, что отраженно в мифах Скандинавии, с её Вальхаллой. И если эти мечты так и остаются мечтами, в силу ли судьбы, или непреодолимых препятствий, он молит проведение, что ему представится случай хотя бы на излёте жизненного пути, совершить нечто героическое, пусть и ценой жизни.

И так и уходит из жизни несчастным человеком, ели его величество случай, не представил ему такой возможности. Да. Он часто смотрит на себя, лишь как на орудие. И его уверенность в своём мировоззрении есть суть одержимость. И тот царь в его голове, узурпировавший власть и своим жезлом указывающий ему настоящий, единственно важный путь, заставляет отбросить всё низменное, всё пошлое и не заслуживающее внимания. Так становятся Великими!

Рондавель, типичное жилище народов банту, с соломенной крышей и грубо выложенными по кругу камнями стен, увидел Висталь в нескольких десятках шагов от себя, поднявшись на небольшой бугорок. Человек появился на территории страны в глубокой древности, о чём свидетельствуют находки в пещерах возле Стеркфонтейна. Но эта цивилизация никогда не была в прожекторе осмысления западной культуры, как не имела своего настоящего олицетворения в их истории, к примеру, цивилизация Китая, или Индии. Здесь всё покрыто мифами, и Великие происшествия, происходящие на этой земле, никогда не освящались Западом в их настоящем достоинстве. Тот, кто пишет историю, пишет её от себя, и для себя. История никогда не была воплощением непредвзятости и правды, но всегда строилась на поиске приоритетов, и трактовалась с точки зрения самого летописца, глубоко надуманно и предвзято. Мировая история, написанная в Индии или Китае, совсем не та история, что написана в Европе. Мы словно живём в разные времена, и на разных планетах, и всё, что действительно важно для общей истории, в большинстве своём остаётся в тени.

Проходя мимо Рондавеля, Висталь заметил за строением группу людей, занимавшихся разделыванием туши какого-то животного. Архаизм этой картины, разбудил в голове Висталя целую бурю мыслей. В первую очередь он подумал, как далеко не уходило бы человечество в своём прогрессе, некоторые вещи останутся с ними до скончания веков. Какие изысканнейшие блюда человек не изобретал бы на своих оборудованных по последнему слову техники, кухнях, вкус жареного на костре мяса для него останется самым желанным. Ибо он есть суть начало, а начало формирует саму платформу. Как в той песне: «И всем изыскам кухни, предпочитает шашлыки…» Но как часто мы путаем понятия варварства, с понятием архаики. Посмотрите только не замасленным пропагандой глазом, на то, как, к примеру, считающие себя возвышенными, Англосаксы, ведут себя по отношению к населению Африки, и не только Африки. Кто на самом деле вызывает чувство варварства? Безусловно, в этом мире властвует тот, кто агрессивнее и организованнее. Именно по равным долям организованность и агрессивность, доминирующие в крови того, или иного человеческого клана, как основные консоли для получения власти, определяет его место в общем социуме. Но эта агрессия подчас переступает всякие границы! Хитрость, холодная рассудительность, безжалостность Англосакса, созревшая и окрепшая в его теле ещё в древности, на холодных землях Скандинавии, Северной Европы, и Британии, когда окружающая природа не прощала ошибок, и люди, подстёгиваемые суровой действительностью, беспрестанно воевали за кусок хлеба, за относительно благоприятный участок земли, не оставляет ни единого шанса в противостоянии человеку веками проживающему в относительно оранжерейных условиях Африки, или Индокитая. И что парадоксально, но в то же самое время естественно, это же относительно «оранжерейное условие», присущее местной природе, изобилующей легко добываемыми продуктами питания, является причиной того голода, который перманентно прореживает ряды именно Африканцев. Ведь та умственная и волевая расслабленность, присущая в первую очередь именно Африканцам, нивелирует и убивает в них стремления, и тот необходимый для прогрессивного становления креатив, с избытком присущий народам севера и средней полосы. Конечно, с множеством исключений, как с одной, так и с другой стороны.

Подходите, уважаемый, услышал он окрик рослого и крепкого Африканца. Сейчас мы приготовим наше фирменное блюдо, в честь рождения моего сына, и хотим угостить вас. С удовольствием! И Висталь, пройдя по вымощенной галькой, тропинке, присел на скамью, что указал ему тот же рослый парень. Я вам принесу пока чай, его готовит моя мама. И многим местным он очень нравится. Вы, судя по всему, приезжий. А откуда вы? Сегодня утром я сошёл в порту вашего города, с корабля. Но куда он направлялся, и откуда, не знаю. И это метафора самой жизни и бытия. Куда, и откуда идёт наша жизнь, не скажет никто. Для нас важен сам путь, и то время, что отведено каждому из нас. Мы, – каждый из нас, сам создаёт эту жизнь, и все её откуда, и куда. И если бы сам мир имел для себя подобное откуда, и куда, он был бы аподиктически конечен, он был бы – смертен. А это нонсенс. Жизнь – безначальна и бесконечна. Жизнь – бессмертна.

Вы Великий мудрец, или Великий философ? Судя по всему, задавая подобный вопрос, вы отличаете мудреца от философа, и в то же время не можете определить к какому из них отнести меня? Так может и нимб над головой вырасти и засветится! Когда-то, за подобные речи человека взяли и распяли на кресте, а потом сделали богом. Человек падок до тайн, и любит более всего на свете то, что не понимает, а в действительности, боится. Человеческая душа так же парадоксальна, как и сам мир. Она суть воплощение мира, его олицетворение, – капля, что включает в себя весь океан!