Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови.
Шрифт:
Сдохну сам – могут спустить шкуру с сына.
Так не пойдет.
Значит, надо идти. Ну же, еще шаг. А потом еще.
И еще.
До крыльца дома вдовы Маркес осталась всего-то пара сотен шагов… или пара тысяч миль. Многое стало относительным. Если сильно повезет, в конце пути у меня должно хватить сил, чтобы велеть доктору не выбрасывать пулю.
Пригодится. Улика.
Глава II
Когда в спину толкают мертвецы
У смертных есть поговорка: «Человек предполагает, а судьба располагает».
До сих пор я думал, что сие утверждение не про нас. К смертным оно, может, и применимо, а вот Древняя кровь со своим фатумом уж как-нибудь разберется. Пусть мы, подобно детям Адама, ходим на двух ногах, пользуемся двумя руками, а на одной (как правило!) голове имеем соразмерный набор ушей, глаз и прочих органов, лепили нас все же из иного теста.
Отродья Черной Суки родились из дыхания Хаоса и пламени ада лишь с малой примесью праха земного.
У них свои отношения с судьбой. Мы куем ее сами.
Звучит солидно, но иной раз одолевает мысль: а не ошибаемся ли мы высокомерно на сей счет? Примеров, позволяющих усомниться в утверждении, будто именно над нами не довлеет перст указующий, – немало. К примеру, если бы не вмешательство судьбы, ничего дальнейшего и не случилось бы. Пуля, выпущенная таинственным стрелком после разговора с Мортом, не отправила меня на тот свет, но сделала так, что на путь, ведущий в Преисподнюю, я ступил сам. И в силу присущего мне упрямства до цели благополучно добрался.
Ну то есть как благополучно? В традиционной манере – со стрельбой и мордобоем.
А Ур, город столь же Блистательный, сколь и Проклятый, в очередной раз подтвердил верность второй части своего прозвища, вновь оказавшись в шаге от края пропасти, на дне которой пляшут демоны и храпят их спящие Герцоги.
Впрочем, зачем забегать вперед? Всему свое время, так что вернусь пока к тому, на чем остановился.
Смею заверить, пулевое ранение в живот – одно из самых паскудных, какое только можно получить. И тем не менее все, что оставалось в моих силах, я сделал: сумел заткнуть рану полой плаща и на мягких ногах добрести до дома вдовы Маркес, ухитрившись по пути не сверзиться в канаву на радость многочисленным обитателям Аракан-Тизис, которые там бы меня лежать и оставили.
Доктор Тавик Шу на мою удачу оставался у себя – не уковылял на прогулку.
Бедняга, правда, от возмущения на какое-то время потерял дар речи – не прошло и получаса, как я покинул его комнаты, будучи свежезаштопанным и относительно целым!
Подобное пренебрежение к своим трудам почтенный бакалавр медицины расценил чуть ли не как личное оскорбление, но, будучи поставлен перед фактом (весьма бледным и весьма кровоточащим фактом), обиду унял и со скорбным вздохом принялся раскладывать на маленькой тумбочке свои иглы, пинцеты и скальпели.
– Друг мой, вы делаете все, чтобы ваш младший брат выиграл это дурацкое пари, – между делом произнес Шу, не скрывая укоризны в голосе.
Моего младшего брата зовут Джайракс Слотер, и он – демон-хранитель клана.
Пари с ним по определению не могут быть дурацкими. Куда уместнее другие эпитеты. Например – «дьявольские». Или – «безумные». Или что-то еще в том же духе. Так, во-первых, звучит точнее, а во-вторых, не очень-то приятно слышать слово «дурацкое», когда речь идет о пари, где ставкой твоя жизнь и твоя же душа.
В другое время я бы одернул бакалавра, но сейчас никакого желания дискутировать не было – последние силы я тратил на то, чтобы взгромоздить свою тушу на операционный стол доктора Шу. Если не справлюсь с этой задачей, оперировать меня мессиру Тавику придется прямо на полу: пухлому инвалиду тяжесть в добрые четыре сотни фунтов мяса и костей не осилить.
А потом, надо признать, в главном-то мой незадачливый сосед прав. Сдохни я сейчас – и мало того что Морт окажется по уши в неприятностях, так еще Джайракс выиграет пари, заключенное нами тринадцать лет назад.
Суть спора, о котором нынче наслышан весь Ур (полагаю, благодаря болтливому языку Джада Слотера), предельно проста: еще пятьдесят три года мне не стоит умирать от чьей бы то ни было руки, иначе отлетевшую душу немедленно загребет своими цепкими лапками собственный брат. Когти, лапы и щупальца в качестве орудия, послужившего причиной смерти, тоже считаются, ибо предметом пари является именно насильственная смерть в любой ее форме. Странное условие, учитывая издержки ремесла, которым я промышляю, но по мне, так вполне справедливое, ведь на эти же пятьдесят три года (и те тринадцать, что уже прошли) я счастливо избавлен от козней и подлостей младшего братца.
А Джайракс по их части скотина изобретательная.
– Ну что, приступим? – с деланой бодростью спросил доктор Шу, вставая надо мной с длинным, зловеще изогнутым инструментом, похожим на пинцет, в одной руке и наскоро скомканным из бинта тампоном в другой. – Врать не буду, друг мой, будет больно. И даже очень.
– Очень больно будет тому, кто стрелял, – проскрежетал я. – Эту пулю я протолкну через него без пистолета и пороха. Пальцами. Поэтому не выкидывайте ее, мастер Тавик.
– Все шутите.
– Я серьезно. Не выкидывайте! И начинайте уже, черт вас дери!
Бакалавр медицины хмыкнул:
– И все равно зря вы отказались выпить опиумный настой. Но хотя бы возьмите это, закусите.
– М-м-м-мф-ф-ф!
– Вот-вот. Это не для вас, а для меня. Не хочу, чтобы вы сквернословили и проклинали меня всю операцию. А теперь не дергайтесь.
Я почувствовал, как ледяное жало инструментов проникает в рану…
– Уф… Вот вам сувенир, мессир Слотер, – спустя минут пятнадцать сказал Тавик Шу, вдоволь накопавшись в моем нутре.