Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови.
Шрифт:
– Сжег, – холодно подтвердил я, поднимаясь на ноги и заступая ему дорогу. – А перед этим снес голову с плеч и расчленил на куски.
Морт хотел что-то сказать, но только задохнулся от бешенства.
– Достаточно орать и пугать смертных, которые делят со мной крышу. Поговорим на улице.
Морт остался стоять. Грудь его с шумом вздымалась и опускалась, точно кузнечный мех.
– На улице, я сказал. Следуй за мной…
Поравнявшись с Мортом, я невольно напрягся, ожидая, что сын не совладает с собой и попытается ударить. Но тот сдержался.
Мы вышли на тихую, немноголюдную
Немногочисленные горожане, спешащие по своим делам, завидев пару вооруженных до зубов великанов, ускоряли шаг, торопясь проскользнуть мимо, либо просто перебегали на другую сторону улицы. Разумно с их стороны.
– Выбора не оставалось, Морт, – наконец заговорил я, краем глаза косясь на сына. – Мне очень жаль, но я был вынужден…
– Я ждал, что именно это ты скажешь! – на всю улицу заорал мальчишка, да так, что пара прохожих, кравшаяся в двух десятках шагов от нас, стараясь не привлекать внимание, подпрыгнула и, не стесняясь, припустила прочь со всех ног.
Один даже башмак потерял.
– «Я был вынужден», – едко передразнил меня Морт. – Ха! Кто это говорит? Уж не тот ли самый легендарный Сет Ублюдок Слотер, про которого толкуют, будто он способен вывернуться из любой ситуации?!
– Морт…
Он не хотел слушать.
– Разве не про тебя говорят, будто ты всегда делаешь работу, на которую подрядился? Так, может быть, маме следовало заплатить тебе золотом?!
Я положил руку на рукоять шпаги и раздраженно забарабанил по ней пальцами. Ярость сына постепенно находила во мне отклик.
– Ты не даешь мне сказать, Морт! Этот хилер не был магом от рождения. Его талант врачевателя оказался даром Шести в обмен на душу. Поэтому он прятался и от меня, и от Ковена. К тому времени как мне удалось напасть на его след, Герцоги окончательно развратили разум и естество мальчишки. Бори просто двинулся умом.
– Плевать, откуда идет его мастерство! Главное, что мастер такого уровня мог бы излечить маму! Я наслышан о том, что случилось на улице Ткачей. Убив его, ты поступил как трус, Сет. Мог бы хоть попытаться!
Я покачал головой:
– К тому моменту как я его нашел – уже не мог. Ему стало мало дара спящих. Мальчишка захотел большего и причастился Черной благодати. Ты знаешь, что это такое. Знаешь, какова цена за краткий миг невероятного могущества. Благословение Шести исказило его мастерство, превратило смертного в чудовище, одержимое жаждой разрушения. Да он бы просто растопил ма… Веру. Как пламя топит воск свечи!
– Какая разница, что у него в голове? – дернул губой Морт. – Клан нашел бы способ заставить твоего хилера работать в наших интересах. На то мы и Слотеры, чтобы давить на больное и дергать за ниточки! Но после пожара, который ты устроил в особняке Лаврина, арборийца уже не вернуть. Бессильна будет даже Анита.
О, Анита.
Наша черно-белая принцесса мертвых, одержимая тайнами некромантии и танатогенеза. Пожалуй, с нее бы и в самом деле сталось поднять Мастера Плоти из мертвых, чтобы вырвать тайны, унесенные в могилу. Только, боюсь, для Веры ничего хорошего из этого бы не вышло, ведь жизнь интересует Аниту лишь потому, что только из нее можно сотворить новую смерть. А в смерти моя тетушка видела истинную красоту и гармонию вселенной.
К счастью, пожар уничтожил особняк почти полностью, не оставив шансов на анимацию погибших.
Когда магистр Саламатус понял, что живых свидетелей трагедии не будет, он махнул рукой на сохранение дома, и маги Колдовского Ковена помогли огню разгуляться как следует. Чем меньше следов останется, тем проще будет врать Магистрату о том, что случилось на самом деле. А поскольку вранья предполагалось много, думаю, мои шансы попасть в пьесу о новых Джулиане и Мэриэтте в качестве главного злодея тоже сгорели и подернулись пеплом.
Уж и не знаю, радоваться по этому поводу или сокрушаться.
– Разница есть, Морт, – собрав остатки терпения в кулак, попытался втолковать я сыну. – Невозможно управлять человеком, дважды заглянувшим в ад и осознавшим, куда ему предстоит отправиться. Его представления о страхе и неприятностях меняются раз и навсегда.
– Да что с тобой? Ты стал мягкотелым, точно какой-то смертный, – с отвращением произнес Морт. – Я не стал бы пугать твоего бори. Я стал бы его пытать! И, учитывая, как хорошо он умел лечить, эти пытки могли длиться неделями и месяцами. Я подчинил бы его, Сет. Он делал бы все, что я прикажу. Он исцелил бы маму!
– Научись работать головой, дурной мальчишка! Что стоило такому искуснику омертвить свою плоть и перестать ощущать боль? Все твои пытки прошли бы даром…
Морт остановился и набычился – агрессивный, озлобившийся, неспособный ни услышать, ни понять меня. Губы его шевелились, он, словно ребенок, проговаривал про себя аргументы в ответ, но никак не мог подобрать подходящего.
Я тоже остановился.
Морт может мнить о себе что угодно, но мне все происходящее было неприятно не меньше, чем ему. Злость на себя, порожденная неудачей с исцелением Веры, душила, не отпуская, с того самого мгновения, как шпага Тора Бесоборца снесла голову Мастера с костлявых плеч.
И часть ее сейчас я с облегчением выплеснул на зарвавшегося сына.
– Что ему Вера, глупец? – громыхал я, наступая на Морта. – Тебя не было там, в комнатке, где Мастер Плоти заставил плоть сползать с костей девушки, ради которой он и продал свою душу Спящим! Ты не видел, что он делал с другими людьми, которые вообще ничего для него не значили. Кровь и пепел! Да я шел по двоим из тех, с кем позабавился Мастер! Он превратил их в медуз, растворив плоть и кости и разлив их по всей улице, точно яйцо по сковородке. Я сделал по этому «ковру» сорок шагов, и после каждого несчастные кричали. Я выжег живую дверь, сплетенную из двух молоденьких девушек. Я видел прекрасную молодую женщину, от шеи и ниже превращенную в омерзительного слизня. Этому маньяку ты готов доверить свою мать?! Сила Велиара, ну почему твои мозги не поспевают за телом?!