Витамания. История нашей одержимости витаминами

Прайс Кэтрин

И все же несмотря на популярные статьи Макколлума, просветительскую кампанию, запущенную правительством, и усилия рекламных кампаний, широкая публика по-прежнему имела весьма смутное представление о витаминах. В 1941 году исследовательский центр Gallup в результате опроса установил, что 84 % домохозяек не в состоянии объяснить, чем витамины отличаются от калорий. Однако специалистов по рекламе это устраивало как нельзя лучше: получалось, что женщины отождествляют витамины с энергией! [225]

225

Levenstein, Fear of Food, р. 101.

И вдобавок, если у вас появилась возможность с помощью таблетки удовлетворить все пищевые потребности, кому придет в голову копаться в деталях? «Пусть витамины стоят дорого, но в каждой таблетке сосредоточено настоящее чудо! — писал журналист Роберт Йодер, впервые употребивший в 1942 году слово “витамания”. — Когда обыватель покупает какой-то витамин, он толком не может сказать, что покупает, но, как бы там ни было, он верит, что если в таблетке содержится 10 000 его единиц, то она равнозначна продукции щитовидных желез целого стада андалузских горных коз. И за такое сокровище не жалко отдать любую цену» [226] .

Иными словами, реклама синтетических витаминов делает ставку на наш страх перед неправильным питанием и желание получить волшебную пилюлю, способную обратить на пользу все, что мы едим.

226

Robert W. Yoder in Hygeia, April 1942, p. 264–265 (reprinted from the Chicago Daily News).

В результате всех этих факторов, включая научно-популярную прессу, правительственные кампании за национальное здоровье, атаку рекламных отделов производителей продуктов, войну, шумиху вокруг тиамина и глобальную доступность витаминов в виде таблеток, продажи пищевых добавок взлетели до небес. В период с 1931 по 1939 год ежегодные продажи витамина С в США поднялись с 12 до 82,7 миллиона долларов. А к 1942 году ежегодный оборот вырос до 136 миллионов долларов и не менее четверти граждан принимали витамины в таблетках [227] . К 1943 году продажи дошли до 180 миллионов долларов. Вот к какому выводу приходит журналист из New York Times Magazine: «От небрежного внимания, которое общество обратило на витамины всего каких-то двадцать лет назад, мы пришли к настоящей революции в питании».

227

Levenstein, Fear of Food, p. 102.

Однако были и производители, которых насторожил такой рост популярности синтетических витаминов, — промышленники, занимавшиеся выпуском бакалейных товаров [228] . Это может показаться удивительным, учитывая то, что они получили возможность приблизить свою продукцию к естественной с помощью витаминных добавок. Как гласил лозунг рекламной компании Kellogg: «Добавляй витамины в еду — это лучший способ сэкономить!» [229] Но вместе с ростом производства синтетических витаминов развивались и методы точного определения их содержания в продуктах. И с точки зрения перспектив для пищевой промышленности это не сулило ничего хорошего.

228

Kaempffert, Waldemar. What We Know About Vitamins. New York Times Magazine, May 3, 1942, p. 10–11, 23.

229

Levenstein, Paradox of Plenty, p. 20

Хотя опасения американских политиков по поводу глобальной нехватки витаминов по-прежнему довлели над общественным сознанием, трудно было не заметить тот факт, что увлечение нации переработанными и рафинированными продуктами отрицательно сказывается на качестве питания в целом (иными словами, опасения Уилдера оказались не совсем безумными). Например, в пшеничной муке высшего сорта содержится на 70–80 % меньше тиамина по сравнению с зерном, а к 1940 году на ее долю приходилось около четверти калорий, потребляемых средним американцем (что за год составляло около 90 кг муки на душу населения) [230] . Новые измерительные технологии и способы стандартизации измерительных единиц демонстрировали уязвимость витаминов перед высокими температурами, светом, влажностью и временем — факторами, неизбежными при переработке пищевого сырья [231] . Действительно, очищение и другие виды обработки, необходимые для увеличения срока хранения продуктов и соблюдения санитарных норм, приводили либо к частичной, либо к полной потере изначально содержавшихся в продуктах витаминов. Производители с тревогой обнаружили, что чем стабильнее и надежнее с санитарной точки зрения является их продукт, тем вернее он окажется лишенным естественных витаминов, на которых и строилась вся их реклама.

230

Levenstein, Paradox of Plenty, р. 22.

231

Levenstein, Paradox of Plenty, р. 20.

Все больше ученых признавали, что переработка продуктов лишает их питательной ценности, но перерабатывающие предприятия, как правило, все равно предпочитали придерживаться страусиной политики, игнорируя тот факт, что их рафинированные продукты проигрывают непереработанным. На первых порах их трудно было винить: они не имели возможности добавлять в продукцию синтетические витамины, но и не могли вернуть продуктам исходные качества. Проблема казалась неразрешимой.

Однако даже спустя годы, когда синтетические витамины стали доступны как в техническом, так и в финансовом отношении, многие компании все еще не спешили изменять привычный способ производства, во многом из-за опасений, что, как только на рынке появятся обогащенные продукты, которые благодаря витаминам будут считаться полезными для здоровья, вся остальная продукция тут же станет неконкурентоспособной. И растущая популярность витаминов в таблетках только укрепляла эти страхи: если бы обыватели не боялись, что обычный рацион не покроет их потребности в полезных веществах, то зачем им было бы покупать поливитамины? Эти страхи стали так велики, что ряд компаний обратились за помощью к Элмеру Макколлуму — тому, кто годами предупреждал об опасности хлеба из белой муки, — с просьбой выступить на их стороне [232] . И вот в начале 1930-х годов человек, который совсем недавно клеймил позором «неоправданное пристрастие американцев к белой муке», принял деньги от Национальной ассоциации пекарей за разработку способа восстановления пшеничного хлеба [233] . Так, в 1938 году ему заплатили 250 тысяч долларов за проведение исследований, целью которых было доказать, что переработка зерна не уничтожает витамины [234] . Это весьма напоминало действия компаний, производивших табачные изделия, которые также пытались при помощи ученых доказать, что курение не влияет на наше здоровье.

232

Макколлум —

далеко не единственный ученый-нутрициолог, состоявший на службе у промышленников. Дочь Уилбура Этуотера Рут Этуотер, сама дипломированный специалист в области питания, была приглашена на службу в Национальную ассоциацию производителей консервированных продуктов для продвижения их товаров. Другой уважаемый ученый, Уолтер Эдди (он вел свою постоянную колонку в журнале Good Housekeeping), уверял: все полученные им на пробу консервы содержат необходимое количество витаминов А, В, С и рибофлавина и нет лучшего питательного выбора, как бренд Jell-O. Как и следовало ожидать, к 1930-м годам пищевые корпорации стали главными рекламодателями во всех популярных иллюстрированных журналах — и это неизбежно сказалось на объективности сотрудничавших с ними журналистов. Levenstein, Paradox of Plenty, p. 15–16, 18.

233

Levenstein, Fear of Food, p. 88.

234

Levenstein, Fear of Food, р. 95.

Однако подход пришлось изменить — у работников пищевой промышленности просто не было иного выбора. Правда о разрушении витаминов в процессе переработки сырья была научно доказана и активно просачивалась в массы, а уж учитывая приближение Второй мировой войны, ни один промышленник не захотел быть обвиненным в ослаблении обороноспособности Америки. Один из ведущих ученых говорил американским производителям муки и сахара: «Закрывать глаза на научно доказанные факты, уже ставшие достоянием широкой общественности, было бы самоубийством для производителей соответствующей продукции» [235] . Действительно, в 1939 году даже Американская медицинская ассоциация настоятельно советовала промышленникам восстановить нутриенты в выпускаемой ими продукции [236] .

235

Levenstein, Paradox of Plenty, p. 21.

236

Levenstein, Paradox of Plenty, р. 21.

Итак, производители продуктов питания начали активно использовать и экстракты из натурального сырья, и витамины, полученные синтетическим путем, и таким образом все же успели вскочить на подножку уходящего поезда. При этом они не позабыли самым широким образом осветить свое начинание. К примеру, если в 1933 году кокосовое молоко Cocomalt позиционировалось просто как «неиссякаемый источник солнечного витамина D» [237] , то в 1940 году рекламные лозунги предлагали получить витамины D, А и В из рекомендованной порции «три стакана в день» {31} . Возможно, это было попыткой сохранить лицо перед угрозой взрыва общественного негодования, который могла спровоцировать правда об уязвимости витаминов, а возможно, просто стремлением использовать для своей выгоды очередной модный тренд. Так или иначе, ясно одно: как только пищевые компании принялись восстанавливать и обогащать витаминами продукты и осознали, какую баснословную прибыль можно получить с помощью витаминов, пути назад уже не было.

237

Food-drink gives new energy to thousands. McCall’s, July 7, 1933: 69; Tommy Needs Vitamins — and I Need an Adding Machine! McCall’s, March 3, 1940: 55.

Рекламные статьи 1933 года с гордостью указывают, что методика таких добавок лицензирована престижной исследовательской группой Wisconsin Alumni Research Foundation (WARF) Висконсинского университета. Ее руководитель Гарри Стинбок пошел на сотрудничество с промышленниками в надежде получить дополнительные гранты на свои научные исследования. Самым известным вкладом в мировую науку этого ученого является кумадин, он же варфарин — ангикоагулянт, изначально известный в 1940-х годах как родентицид — он вызывал у крыс смертельно опасное кровотечение.

31

Это также привело к новому способу обогатиться на рекомендациях нутрициологов, советовавших получать витамины с продуктами питания. В 1940 году реклама Cocomalt гласила: «Томми нужны витамины, а мне нужна обогатительная машина!» — то есть упор делался на то, что Томми лучше всего получать витамины в виде пищи (так они лучше усваиваются!), однако не упоминалось, что эти самые витамины в Томминых ежедневных трех стаканах кокосового молока — не более чем синтетические добавки.

Оглядываясь назад, трудно не заметить, что признание витаминов со стороны производителей пищевых продуктов пришлось на очень удачный момент. Подобно раскаявшемуся воришке, который успел положить на место украденную монету до обнаружения пропажи, промышленники сумели вернуть витамины в свою продукцию до того, как их нехватка стала очевидна широкой публике. И вместо порицания за очередное вмешательство в естественный ход вещей они удостоились исключительно положительных оценок: предложенные ими восстановление и обогащение продуктов стали восприниматься как нечто очень хорошее, а не как попытка исправить что-то плохое. В результате пищевые компании начали совсем по-другому относиться к измерению количества витаминов в продуктах. Отныне они воспринимали это не как обязанность, а как способ показать обывателям, какие питательные вещества добавлены в их продукцию (вместо того чтобы перечислять, что она потеряла).

И этот ловкий ход все еще довлеет над общественным сознанием: производители продуктов питания никогда не признаются в неполноценности того, что они выбрасывают на рынок. Напротив, они без помех расписывают пользу, которую приносит обогащение продуктов витаминами, умалчивая о первопричине, сделавшей его необходимым. Им даже хватает отваги спорить со своими противниками, как это делал в 1956 году президент Торговой ассоциации пищевой промышленности, утверждая, что «современные переработанные продукты по меньшей мере равноценны, а подчас даже превосходят по питательным качествам продукты сырые!» [238] И действительно, до сих пор обогащенным продуктам приписывают два главных положительных качества: что они не хуже своих непереработанных предшественников и что они вообще лучше их. А то обстоятельство, что само обогащение стало необходимым из-за ущербности рафинированной продукции, попросту замалчивается.

238

Levenstein, Paradox of Plenty, p. 111.