Витамины любви, или Любовь не для слабонервных

Макстед Анна

Он подавал нам пример, как не надо себя вести. Он позволял нам засиживаться допоздна, так что мы часто засыпали в гостиной на софе. Он разрешал нам смотреть самые страшные фильмы, какие только бывают. Например, был такой фильм — про охотника на людей. И другой, в котором бандит приказывает отпилить у человека ногу. Однажды Роджер решил сам приготовить обед. Я помню, как краб на кухонном столе стучал клешнями: клак-клак-клак. А потом папа у нас на глазах прихлопнул его кулинарной книгой «Прекрасное домоводство». (После этого происшествия он избегал кухни.) Он покупал нам столько изюма и лимонных творожных пудингов, сколько

в нас влезало.

Мать не вмешивалась. Не знаю почему. Или не осмеливалась, или ей было наплевать. Она была в доме как квартирант. Нет, скорее как домработница. Нашей жизнью управлял отец. Как родитель он никуда не годился. Он был ужасно неловок в обращении с бытовой и прочей техникой. Однажды наехал газонокосилкой себе на ногу. Я в это время сидела в саду на любимом дереве и слышала, как он заорал: «А-а! О-о! У-у!», а потом долго причитал: «Больно!», являя полную противоположность матери, которая однажды, нарезая лук, отсекла себе краешек пальца, и хотя кровь залила всю доску для резки овощей, она не сказала ни слова. Как будто не почувствовала. Реакция моего отца на боль была, по крайней мере, естественной. Она же не проявила никаких чувств.

Итак, мне было весело с отцом, и поэтому я согласилась на его верховенство. Когда у него было хорошее настроение, с ним было интересно. Он водил Олли и меня на вечеринки к своим друзьям-актерам. Не могу сказать, в каком возрасте — наверное, лет в восемь, — он тащил меня сквозь толпу людей, обмотанных золотыми цепями. Это была театрализованная вечеринка, посвященная богу Эросу. Папа купил мне розовую заколку в форме лука Купидона и нацепил ее на меня. Я все терпела, потому что меня взяли на взрослую вечеринку. И меня и его это радовало.

Иногда он разрешал мне прогуливать уроки и приходить к нему на работу. В его кабинете было несколько больших окон и стол, огромный, как для игры в пинг-понг. Мне там нравилось, потому что его помощник покупал для меня фигурное печенье и относился ко мне как к Особо Важной Персоне. А у партнера отца по бизнесу была черная колли, которая ела из моих рук шоколад, полезный, по моему мнению, для собачьего пищеварения. Из ее пасти ужасно пахло, но я все равно ее обожала. Я садилась, прислонившись к ее лохматой теплой спине, и неразборчивым почерком шифровальщика записывала изобретенные заговоры.

Олли отказывался прогуливать уроки. Когда он стал старше, то дал мне понять, что отца не одобряет. Я старалась об этом не думать. Потому что знала, что я папина любимица.

И вот сейчас я своими руками разрушила наши отношения. На обратном пути из родительского дома я все думала о последствиях того, что натворила. Я предала папу, как однажды его предала она! Всей душой я ощущала его боль, казалось, во мне разрастается огромный воздушный шар. Он становится все больше и больше, вбирая в себя весь воздух, и скоро у меня не останется никакой возможности ни дышать, ни двигаться. Я подъехала к стоянке и затормозила.

Я могла сделать ради отца только одно. Воссоединиться с Джейсоном. Поэтому я подделала записку от Джека и отправила ее по почте.

Глава 15

С обратной почтой пришел пакет из коричневой бумаги с наклейкой: «Осторожно! Стекло!» Внутри был горшочек с побегом банана, а также две большие белые керамические кружки итальянского производства, украшенные ручной росписью — красными сердечками. Я улыбнулась. Джейсону всегда не нравилось, что вся моя посуда была из разных сервизов, ничего парного. К горшочку с побегом был приложен голубой конверт с напечатанным текстом: «В честь нового листа!» Я присмотрелась: действительно, из самой макушки побега торчал туго свернутый жесткий зеленый листочек. И только позже меня осенило, что в конверте должна быть записка. Так и оказалось: «Ханна, милая, ты просто молодец! Очень рад, что все прошло гладко. Из записки ясно, что Джек и сам был в восторге от возможности все выяснить! Завтра я на две недели уезжаю в Кению, в командировку. Жду встречи сразу по возвращении, чмок-чмок-чмок, Джейс…»

Я понимала, что не стою такой заботы.

Мне кажется, многим женщинам все равно, что мужчина ей подарит, цветы или корм для собаки. Главное — чтобы помнил о ее существовании. Цветы, конечно, прекрасно. Но если он, бегая где-то там по своим делам, подумал: «Надо купить еды для ее собаки, чтобы она лишний раз не выходила из дому. Пусть отдыхает!» — это просто здорово. Я устроила в квартире сквозняк, чтобы побег банана не перегрелся, и подумала, что Джейсон обо мне помнит. От этой мысли мое сердце чуть не расплавилось (не сам металлический сердечник, не подумайте, а только сталь наружной обшивки).

Он заслужил, чтобы я сделала все, о чем он просит. Все до единой мелочи. И просит-то не так уж о многом. Суть его просьб в том, чтобы я чуть напряглась ради него. Ну что мне стоит время от времени носить юбку! Не умру же я, иногда рассказав о своих чувствах (если обнаружу их в себе). Я вполне могла стать женщиной, которая без макияжа и под душ не станет.

Джейсон и раньше пытался навести на меня лоск, и ему это не удавалось. Он покупал мне ночные рубашки в кукольном стиле, губную помаду — драгоценные дары для других женщин, но не для меня. То, что казалось ему естественными интересами женщины, не было естественным для меня.

Однажды на день рождения он подарил мне склянку с темно-красной дрянью под названием «Всплеск блеска». Из любопытства я намазала губы этой штукой перед тем, как пойти пообедать в ресторан. Там я, дилетант в искусстве макияжа, полчаса улыбалась всем официантам, а потом, случайно заглянув в зеркало, с ужасом увидела, что все мои зубы перемазаны этой краской. Боже милостивый, я смахивала на теток за пятьдесят, у которых вечно губная помада попадает на зубы.

А еще один раз он принес мне из универмага розовую ночную рубашку, которая выглядела великолепно в своей шикарной упаковке, но на мне — омерзительно.

— У тебя все ночные рубашки в дырах, — объяснил он.

Скрипя зубами, я натянула это одеяние. Оно было изготовлено из полупрозрачной эластичной ткани, облегающей тело. Через нее были видны соски, волосы на лобке — в общем, порнография. Она облегала мои бедра, выдавая каждую выпуклость. Хорошенькая розовая ленточка и розовое кружево по краям должны были создать эффект хрупкости и невинности. Но торчащие соски и лобковые волосы притягивали больше внимания. Я не жирная, но в этой штуке смахивала на слона, упакованного для перевозки. В этом наряде отлично смотрелась бы только топ-модель. Надев ее в ту ночь, я не уснула ни на минуту: рубашка оказалась колючей, я как будто лежала в стогу сена.