Витим Золотой (Роман 2)
Шрифт:
Олимпиада как ни в чем не бывало стояла позади падчерицы.
– Только поповских ряс не нашивали, а то поди все перепробовали, едва не наступив на подол нового платья, проворчал Авдей.
– Тебя не спросили, что нам нужно шить, что мерить, - брезгливо закусив губы, проговорила Олимпиада. Она сегодня ничего не успела выпить, потому была сердита не меньше мужа.
– Вот меня, матушка моя, как раз и надо спрашивать.
– С каких это пор?
– с нескрываемой издевкой спросила она.
– А с
Олимпиада ответила не сразу. Сначала гневно шевельнула бровями и облизнула яркие губы. Марфа увидела, как у мачехи под синей газовой косынкой странно двигались и на глазах розовели уши...
– С нынешнего дня, - раздельно и строго начала Олимпиада, - за все буду расплачиваться сама...
– Из каких это капиталов, позвольте спросить?
– Из собственных.
– Да где они, твои собственные?.. Уж не молола бы при дочери-то!
– А что мне твоя дочь? Она сама по себе, а я тоже свой мильен имею и вовсе не желаю кому-то кланяться...
– Ах, ах!
– Доменов визгливо хохотнул, словно помешанный.
– Ты что, репей слопал?
– Олимпиада подняла на него синие гневные глаза.
– Лягушку и твой мильен в придачу! Вот, вот!
– подкидывая на столе разное тряпье, скулил на высокой ноте Авдей Иннокентьевич. Откуда только голос брался...
– Что с тобой, папа?
– Марфа, стройно и гибко переваливаясь в узком, золотистого цвета платье, плавно подплыла к отцу.
– Тю-тю - ваши мильенчики улетучились! Ограбили! Разбойники! Христопродавцы!
С треском оторвав все пуговицы на жилете, продолжая кричать и браниться, он схватил с комода хрустальную вазу с румяными яблоками и грохнул ее об пол.
– Да он и вправду белены объелся, - проговорила Олимпиада.
– С корнем бы слопал и ох не сказал!
– вдруг громко и отчетливо выкрикнул Доменов. Он неожиданно овладел собой, наклонившись, подхватил катившееся на полу яблоко и жадно вонзил в него острые зубы.
– Лучше уж белену, чем...
– Авдей Иннокентьевич замотал растрепанной головой и не мог выговорить тех слов, которые собирался сказать.
– Да что такое стряслось с тобой? Можешь ты нам толком объяснить? привыкшая ко всяким его выходкам, спросила Олимпиада.
– С акциями своими от этих разбойников из "Ленского товарищества" можешь, душа моя, в нужник сходить...
– Это еще что такое!
– грозно прикрикнула Олимпиада и зажала ладонями щеки. Даже ей стали противны скабрезности мужа.
– А то, что они на это только и годятся...
– Тошнехонько тебя слушать. Ведь сам недавно хвалился, что этим бумагам цены нет.
– Именно грош им теперь цена. Да что вам, дурищам, объяснять!
– Ох, папа!
– не выдержала Марфа.
– Ты все-таки объясни. Неужели сибиряки твои разорились?
–
Вспомнив, что творится на петербургской бирже с акциями "Ленского товарищества", Доменов потряс головой. Рассказать все, что он слышал о событиях на Витиме, даже ему было страшно. Узнав о катастрофе на бирже, он метнулся было туда, но там, еще толком ничего не зная, плели такое... Чтобы получить новости из первых рук, Авдей плюхнулся в пролетку первого попавшегося ему лихача и помчался к Белозерову.
Рыжеусый и наглый, похожий на городового лакей Гинцбурга уперся в дверях и заявил, что приема нет. Авдей подумал немножко, потом погрел в руке трешницу и сунул ее в карман лакею. Тот поклонился, провел его в гостиную и посадил напротив камина, где уже жарко пылали березовые поленья. Потом исчез. Минуту спустя появился сам витимский владыка. На нем уже был надет дорожный пиджак из тонкого коричневого сукна и оленьи унты на мягко скрипящих подошвах. Белозеров не был, как показалось Авдею, удручен и вроде как ничем не обеспокоен. Поздоровавшись, спросил деловито и сухо:
– Чем обязан, господин Доменов?
– Да какие там обязательства, - прямо, без обиняков начал Авдей. Сам понимаешь, что в Питере-то делается...
– А что именно?
– Белозеров потер челюсть и присел на пододвинутый к камину пуф.
– Вроде не знаешь?
– усмехнулся Авдей Иннокентьевич.
– Как будто все знаю... Смотря о чем речь...
– Главный управляющий нагнулся, взял полено и кинул его в пылающий камин. Не глядя на гостя, спросил: - Может, скажешь?
– Скажу. О ваших на Витиме делах пекусь!
– Благодарствую, Авдей Иннокентьевич, но только мы о них сами позаботимся.
– Белозеров встал.
– Ты меня извини, я тороплюсь.
– Я забочусь потому, что в ваше паршивое дело деньги вложил! разразился Доменов.
– Фу, какие выражения, братец!
– Нет, ты мне скажи, как вы вот это понюхаете?
– Доменов вытащил толстую пачку акций "Ленского товарищества" и поднес к лицу Белозерова.
– А я ведь тебе, господин Доменов, предлагал продать, - лениво отстраняя от себя бумаги, напомнил Белозеров.
– Ты сейчас купи!
– кричал Авдей, хорошо сознавая всю нелепость своей выходки.
– С моим бы удовольствием, да с наличными деньгами затруднение, еле-еле на дорогу наскреб, - вяло и неохотно отвечал Белозеров.
– А я вексель возьму!
– Гербовая бумага кончилась, как на грех.
– Белозеров позвонил и приказал вошедшему слуге проводить гостя. Авдей хотел было еще полаяться, да перед лакеем как-то было неловко. Зато уж дома отвел душу...
– Я совсем разбит, до смерти измучен, - жаловался он жене и дочери.