Витька Мураш - победитель всех
Шрифт:
— Нормально, — сказал он.
— Купили?
— Нормально.
— Что нормально? — спросил я.
— Все нормально, — ответил директор, и оба засмеялись.
А я видел, что в лодке ничего нет, и смех этот мне не понравился.
— Ничего нет смешного, — сказал я. — Как бы теперь над нами не стали смеяться.
— Да купили, купили, — сказал директор. — Просто захотелось поговорить с тобой на твоем языке. Я же не знал, что ты его сам не понимаешь. Мы решили их сегодня не ставить, а завтра, с утра пораньше, пока все
— А где они?
— В лодке лежат, в багажном ящике. Кто у вас легче всех встает?
— Я, — сказал Батон. — Я раньше отца встаю, а то он, как проснется, сразу начинает мне работу придумывать. Я всегда раньше удираю. Я ведь поэтому и голодный утром.
— Ну, держи ключ.
— А вас будить?
— Разве вы сами не справитесь? — сказал Иван Сергеевич. — Вы уж давайте самостоятельно. Об одном вас только прошу! На моторе без меня не выходите. Вам еще рано. Договорились?
— Я его даже пальцем не трону, — сказал Батон.
— Ты здесь не один, — ответил Иван Сергеевич и посмотрел на меня.
А я о моторе даже не думал. Мне хотелось, чтобы побыстрей наступило утро и можно было бы ставить палатки. Но когда Иван Сергеевич ушел, то я просто глаз не мог оторвать от «казанки». Мотор висел на корме; море было как стеклышко; ключ у Батона. Ну кто его просил говорить про мотор?
И пока еще у меня была сила воли, я побыстрей ушел с берега.
На ночь я открыл окно, чтобы утром Батон не перебудил весь дом. Людка с открытым окном спать не любит, комаров боится. Но в этот раз она ничего не сказала. Она молча лежала на кровати и смотрела в потолок. А я ворочался и никак не мог уснуть, потому что в голове у меня вертелись палатки, и лодки, и катера с девушками на носу.
— Вить, — сказала Людка, — ты не спишь?
— Нет.
— Ты сегодня Женю нигде не видел?
— Не видел.
Людка вздохнула и замолчала. А потом я услышал, что она плачет.
— Ты чего?
— Он уехал.
— Куда?
— Не знаю, — всхлипнула Людка. — Только он совсем уехал.
— Почему ты думаешь, что насовсем?
— Он гитару взял. И отец заявление подал в милицию, чтобы его искали.
В комнате зазвенел комар. Сел он, конечно, на Людку, потому что комары всегда садятся на тех, кто их боится.
Людка шлепнула себе по щеке.
— Один-ноль, — сказал я.
Людка заревела еще сильней. Мне стало ее жалко. Не из-за Женьки, конечно, а из-за нее самой: мало того, что у нее жених удрал, так ее еще и комары кусают.
— Закрыть окно? — спросил я.
Людка ничего не ответила? Я повернулся к стенке и снова увидел палатки и катера. Я почти уже засыпал, когда Людка начала снова:
— Вить…
— Чего?
— Почему вы все против меня?
— Кто против тебя?
— Все. И ты, и мама, и папа… Ведь он вам ничего плохого не сделал…
— Хорошего тоже ничего, — сказал я.
— А если я его люблю?!
— Замуж
— Дурак!
— А тогда что значит «люблю»?
— Ты никогда не поймешь!
В комнату влетело еще несколько комаров, Людка укрылась с головой и больше не разговаривала.
Я накрыл голову подушкой. Тут меня комары не достанут. А любовь эта мне — как щучке зонтик. Неужели я еще буду за кем-то бегать, переживать или под ручку ходить! Нет, я совсем по-другому устроен. Мотор «Вихрь!» Двадцать пять лошадиных сил! Сорок километров скорость! Вот это любовь!
Я — ХОРОШИЙ МАЛЬЧИК
Когда мы поставили палатки, весь берег стал какой-то другой. Раньше это был просто берег и просто море, а теперь все стало так, будто мы высадились на необитаемый остров.
Желтые палатки прямо горели под солнцем. Часа два мы ползали вокруг них, переставляли колышки, выравнивая каждую морщинку. Мы натянули их туго, без единой складки.
Батон залез внутрь и заорал:
— Ой, я отсюда не уйду, я здесь буду жить!
Внутри было светло и чисто. На боковых стенках — кармашки, на задних — маленькие окна, затянутые марлей от комаров. Тут и правда можно было прожить все лето.
Мы посидели понемногу в каждой палатке, но долго усидеть не могли, потому что всем хотелось что-нибудь делать еще. А Батон — тот вообще вертелся, как червяк на крючке. Он набирал в рот воды, брызгал на каждую палатку: проверял, протекает или нет. Капли скатывались с крыши, ни одного пятнышка не оставалось.
— Водоотталкивающая пропитка, — сказал Умник. — А потом все равно будет протекать.
— Ты-то откуда знаешь?!
Умник ткнул пальцем в «Справочник туриста».
— На будущий год снова нужно пропитывать.
Мы с Батоном переглянулись и уже собирались дать Умнику банок, чтобы не каркал, но потом раздумали. Очень уж хорошее было у всех настроение.
Мы думали, первыми прибегут ребята. Но раньше всех пришел батонский отец, дядя Костя. Мы увидели его издали, но убегать Батону было уже поздно, и он на животе уполз за дальнюю палатку.
Дядя Костя посмотрел на палатки одним глазом, будто они сто лет тут стояли.
— Вовку моего не видели? — спросил он.
— А разве его дома нет? — спросил я с железным спокойствием.
Дядя Костя помолчал, пожевал губами, вздохнул.
— Вы когда мне вар отдадите? Или к отцу твоему идти?
— У меня сейчас нет, — сказал я.
— Это не мое дело.
— Дядя Костя, можно мы — деньгами? — спросил Колька.
— Можно. Давайте пятерку.
— У нас сейчас нет, мы соберем.
— Когда?
— Я попрошу у отца, — сказал Илларион.
— Вот это дело, — согласился дядя Костя. — У твоего отца деньги есть. Значит, на той неделе.
Дядя Костя повернулся и ушел, раскачиваясь и загребая песок ногами.