Шрифт:
Annotation
"От липы - желтый мед, Иль перчик жгучий жжет... Спроси себя, мой друг, Что впереди нас ждет?"
Тремль-Леонидова Наталья
Тремль-Леонидова Наталья
Витька Перчик
Когда Витька приехал на свою Родину в село Сересток Брянской области, не помнил никто. Витьку прозвали "Перчиком", так как он любил жгучий красный перец, самолично выращивал его на своем огороде и закусывал выпитый самогон только им. В сорок лет Витька стал настоящим алкоголиком. Надо сказать,
Однако в селе существовали несколько крупных хозяйств местных куркулей, а по-старинному - кулаков, или фермеров, по-новому. Руководитель городка, по прозвищу "Зек-армянин" скупал у крестьян овощи, белые кабачки по крайне низким ценам и на своем заводике производил консервы. Городок располагался в десяти километрах от Серестка. Фермеры скупали землю, обзаводились машинами, тракторами и сеялками, набирали рабочих из алкоголиков, селили их в бараках. За работу расплачивались едой и старой одежды. Молодое население Серестка разбежалось кто куда, и некогда богатое село, в котором было 200 хат при Советской власти, постепенно вымирало. Русские люди вымирали, но понаехали откуда-то армяне и прочий кавказский народ. В селе появились магазин и пекарня в бывшем детском садике; пришельцы женились на русских женщинах, росли детишки - черноволосые и шибутные. Школа - девятилетка пока работала, учителя еще оставались на работе, но с каждым годом их становилось все меньше и меньше. Вымирала сельская интеллигенция неотвратимо. Фермеры- куркули построили себе дома, не хуже, чем у новых русских. Трехэтажные особняки крестьяне называли "замками" и плевались, проходя мимо трехметровых заборов. Ненависть и зависть цвели пышным цветом. Но в домах у крестьян работали старые холодильники (когда-то их делали на совесть), телевизоры принимали одну первую программу. Электричество пока работало с частными поломками и вода в колонках, хоть и поддавалась с перебоями, но была. Многие построили колодцы, а у фермеров появились " ветряки" и свое электричество.
Витька Перчик, несмотря на вечно пьяное состояние, был всегда весел, общителен, любил петь и числился среди крестьян мастером на все руки. Он выполнял по просьбе крестьян массу мелких работ по хозяйству, получал за работу самогон и немного денег. Платили скудно. И поддерживала его только древняя старуха-мать; покупала Витьке на пенсию одежонку, варила борщи. Хлебушек покупала в магазине у армян. На обувку денег не хватало. Витька на босу ногу ходил в старых калошах в любое время года. Голову покрывала зимой драная шапка-ушанка, а летом - шапочка с козырьком от солнца. Рваная телогрейка и штаны почти не грели зимой, а летом - драная рубаха едва защищала тощее Витькино тело. Одним словом, жизнь была тяжелая, она стала еще тяжелее, когда Витька по пьянке выгнал старуху - мать из дома, переколотил все банки и уничтожил все запасы, которые мать заготовила на зиму.
Мать поселилась в старой брошенной хатке и по-прежнему варила Витьке борщи, подкармливала, как могла, и покупала ему одежонку, трусы, да майки, жалела непутевого сына, часто плакала и свято хранила Витькин паспорт под матрасом. Наконец, организм Витьки взбунтовался. Забарахлила печень, замучила изжога, болело сердце, и проспиртованный до основания Витька сорвался в пропасть. Его увезли на скорой в районную больницу, воткнули куда только можно тонкие шнуры, присоединили капельницу и стали ждать, когда он помрет. Витька лежал в реанимации и, как мог, боролся за жизнь. Витька был без сознания, но во снах все время работал. Колол за выпивку дрова, косил траву, выполнял массу других работ. Ругался, когда не ладилась работа и часто пил, отдыхая с дружбанами, пил самогон и закусывал перчиком.
– Знатно поет,- говорили сестры, ставя ему новую капельницу, - а ругается-то как в бреду! Такого мата мы еще не слышали. У матери за что-то прощения просит и плачет, болезный. Ох, не жилец он, не жилец!
* * *
Мать-старуха не могла купить дорогих лекарств для больного сыночка, не могла съездить в больницу. Ноги отказывались ходить, грузное оплывшее тело, высокое давление сделали старушку почти нетрудоспособной.
Витька валялся в коме вторую неделю, отощал и походил на мертвеца. Однажды ночью он пришел в себя. Очень хотелось есть, пить и писать. Витька оторвал от себя все шнуры, отсоединил капельницу, шатаясь вышел из реанимации в коридор, пописал в ведро и уселся на табуретку. Скудная лампочка едва горела, никого в помещении не было, врачи и санитарки спали. Глубокая августовская ночь смотрела на Витьку из окон, не помогая и не советуя, что делать дальше. Витька потерял сознание и свалился с табуретки на пол, задев ведро, которое загромыхало, откатилось и ударилось в стенку. Очнулся он на операционном столе. Услышал разговор врачей, узнал, что ему лечили легкие и сердце, удалили камни из печени и почек, и вырезали аппендицит.
– Больной пережил клиническую смерть, удивительно, как он остался жив,- сказал молоденький врач пожилому хирургу.
– Ой, - закричал он,- опять ему плохо! Да что же это такое!
А Витька второй раз оказался в наплывающей на него дурной темноте. Страх - немыслимый, жестокий сжал сердце. Передать его состояние никто бы не смог. Одно он только понял. Он где-то на земле.
– Опять клиническая смерть,- подумал он.- Где же я? Как страшно, черно, такой черноты не бывает...
Ужас продолжался. Витька закричал бесшумно, тоненько, сквозь стиснутые зубы, заряд электричества рванул его сердце, и он очнулся. Врачи и сестры суетились вокруг него. Хирург наклонился к Витьке и сказал:
– Может, жить будет.
И ушел из операционной. Врачи устали. Два часа спасали Витьку от повторной клинической смерти.
– Никаких святых, тоннеля и света я не видел,- думал Витька, когда пошел на поправку.
– Выходит, это все враки писак разных. Клиническая смерть - это ужас, вот что это такое. А, может, только пьющие попадают в жуткий кошмар на том свете? Доктор, - охая и постанывая жаловался он молодому врачу, который его наблюдал.
Врач походил на мальчишку. Из шапочки торчал задорный вихор, ясные голубые глаза сочувственно смотрели на Витьку. Он купил для Витьки дорогое лекарство на свои кровные денежки, витамины, еду, а мама врача готовила для Витьки питательные куриные бульоны. Врач сам поил Витьку бульоном и убирал за ним утку. Санитаркам вечно некогда и никто им за больного Витьку не платил.
– Подумать только, пережил двойную клиническую смерть!
– Удивлялся врач.- Такого, вроде бы, в медицинской практике еще не было! Скоро приедут журналисты и прославят нашу больницу на всю страну!
Врач сунул таблетку в раскрытую, почти беззубую Витькину пасть, дал ему воды запить лекарство и нежно погладил Витьку по желтому лбу.
– Доктор!
– Витька вытаращил на доктора опухшие глаза.- Что же у меня за клинические смерти были? Как не у всех людей! Ужас, ужас, ужаснейший ужас... Вы и представить себе не можете!
– Расскажите, расскажите, что вы видели?
– Мрак я видел,- раздражился Виктор.- Чувствовал дикий страх. Вы все равно не поймете, это прожить надо, чтобы понять. И, вообще, я уже здоров. Нет ли у Вас спиртика в наличии?
– Улыбнулся больной и умильно посмотрел на врача. Выпить хочется, никаких сил нет терпеть! И сигаретку бы! Хоть единую! Выпишите меня, умоляю прямо! Я домой хочу, борща хочу, хлебушка, что армяне пекут! Мать, небось, вся испереживалась! Хозяину работу не доделал... Хоть волком вой, так здесь надоело!
– Нет, дорогой, - усмехнулся нахальный врач-мальчишка.- Завтра тебя ожидает консилиум врачей. Из Брянска приедут с журналистами. Врачи тебя исследовать будут, а журналисты интервью брать. Прославишься, Виктор, на всю страну! Ясно?
– Да ну их к Богу в рай!
– Закричал, не выдержав Витька.- Пошли они все в баню! Отпусти меня, ради Христа домой!
И ночью Витька сбежал из больницы. Как ему это удалось, никто понять не мог. Как он доехал до Серестка без копейки денег, в больничной пижаме, удивительно, но факт. Видно, русский человек существо особенное в этом мире. И удерет из больницы, если ему хочется самогончику, сигаретку и домашнего борща с душистым ломтем свежего хлеба. Да еще и перчика, чтобы самогончик закусить.