Витька с Чапаевской улицы
Шрифт:
Обогнув вокзал, они выскочили на пути. Там стояли два длинных состава. К обоим прицеплены паровозы. Из труб с громким свистом вырывался пар. В длинном узком проходе между вагонами суетились люди. В теплушках женщины, дети, старики. Из конца в конец эшелонов разносился гул голосов. На крыше одного из вагонов — зенитный пулемет. На белых ящиках пристроились два пулеметчика.
Вслед за Гошкой ребята проталкивались сквозь толпу. Бэсу было тяжело и неудобно с двумя мешками.
— Наша платформа, — сказал Гошка. — Полезайте под вагон. Будем садиться с той
Нырнули под вагон. Коля застрял с мешками: ни туда, ни сюда!
— Вставай на коленки, — с досадой сказал Гошка. — Брючки боишься запачкать?
Витька помог Коле выбраться из-под вагонов, взял у него один мешок и швырнул Гошке.
— Ты всегда был рассеянным, — сказал он. Гошка молча просунул руки в лямки и подошел к высокой платформе с тамбуром.
— Дяденька! — позвал он.
Никто не ответил. Дверь в тамбур была приоткрыта. Гошка поднялся по ступенькам и исчез в темном провале. Скоро его черная голова высунулась.
— Сюда! — скомандовал он. — Только тихо!
Витька придержал Сашку за штаны — тот первым уцепился за поручни — и подсадил девчонок.
— Я и не знал, что ты такой прыткий, — насмешливо сказал он Ладонщикову.
— Иди ты… — огрызнулся Сашка, поспешно вскарабкиваясь на высокую ступеньку.
На платформе, привязанные ржавой проволокой, стояли новенькие жнейки. От них пахло свежей краской. Между жнейками — несколько охапок примятого сена. Видно, кто-то уже лежал на нем.
— Прошу в международное купе, — пригласил Гошка, сбрасывая мешок.
Они лежали на сене, прижавшись друг к дружке. Мимо проходили люди, доносились раздраженные голоса. Все думали об одном и том же: лишь бы кто-нибудь не забрался на платформу и не прогнал их. И еще — поскорее бы поезд тронулся. Небо над головой стало звездным. А кругом непривычная темнота. Нигде не видно ни одного огонька. В домах плотно занавесили одеялами окна. Вступила в силу одна из первых заповедей войны: «Соблюдай светомаскировку!» Наконец раздался свисток кондуктора, несколько раз отрывисто гукнул паровоз, зашипели тормоза, от головы состава послышался нарастающий металлический перестук, платформа дернулась и будто нехотя покатилась по рельсам.
— Доставайте хлеб и сало! — сказал Сашка.
ГЛАВА ВТОРАЯ. НОЧЬ И ДЕНЬ.
Ехали всю ночь. С остановками. Впрочем, ехали или больше стояли, никто точно не знал, потому что, подзакусив салом с черствым хлебом, все заснули. Их бесцеремонно разбудил кондуктор, с которым Гошка договаривался.
— Ты что же, цыган, меня облапошил? — загремел он. — Говорил, вас двое, а тут вон сколько голубчиков!
Гошка поднялся с сена и стал тереть заспанные глаза.
— Двое или шестеро — какая разница? — пробурчал он.
— На первой же остановке вытряхивайтесь. — сказал кондуктор и захлопнул дверь в тамбур.
Состав с трудом полез на подъем. За ночь он увеличился еще на десяток вагонов. Теплый южный ветер посвистывал в жнейках, ворошил на полу сено.
— По-моему, мы не в ту сторону
Гошка поднялся и, держась за жнейку, пошел в тамбур. Когда он снова появился на платформе, лицо у него было расстроенным.
— Вот так штука, — сказал он. — Ночью нас прицепили к другому составу…
Люся уткнулась подбородком в колени, и плечи ее затряслись.
— Надо действовать, а не плакать, — жестко сказал Гошка.
— Действуй, — сказала Алла, невозмутимо заплетая косу. — Ты ведь у нас за командира.
Поезд остановился на небольшой станция. В первый раз ребята увидели на оконных стеклах длинные белые полоски, наклеенные крест-накрест. Даже Коля Бэс не сразу сообразил, для чего они.
Ребята спрыгнули с платформы.
Было решено: если встречный поезд остановится, то любыми способами снова заберутся в тамбур или на крышу и поедут домой. Но встречный не остановился. Он прогремел на полной скорости мимо дежурного и ребят, стоявших неподалеку. В распахнутых теплушках мелькнули лица бойцов, на платформах — зачехленные танки и пушки. Дулами в одну сторону. Сверху — для маскировки — на танки были набросаны еловые ветви.
— Что они тут у вас не останавливаются? — спросил Гошка у дежурного.
— Поезжайте лучше в тыл, — сказал дежурный. — В той стороне вам делать нечего.
— У нас там дом, — сказала Алла. — Родители.
Дежурный посмотрел на нее, потом на остальных, засунул свернутые трубкой флажки в карман форменных брюк и сказал:
— Мне не хочется вас разочаровывать, но в город вы не попадете.
— Как не попадем? — сказал Сашка. — Мы там живем! Нам необходимо попасть домой. Вы понимаете?
— Понимаю, — сказал дежурный и потер лоб. И ребята увидели, что он очень устал: лицо желтое, глаза с красными прожилками.
— Я не имею права посадить вас на военный эшелон. В ту сторону только военные эшелоны идут… Но я не буду и мешать вам. Сумеете сесть — скатертью дорога.
Дежурный надвинул красную фуражку на лоб и ушел в помещение. Немного погодя, яростно пробуксовав на месте, тронулся товарный. Мимо проплыла платформа с жнейками. Сердитый кондуктор сидел на подножке и курил. Он даже не посмотрел на своих бывших пассажиров.
Состав ушел, и ребята остались на перроне одни. Только к вечеру им удалось устроиться на военный эшелон. И помогла Люся. Уже потеряв надежду уехать, ребята молча сидели на своих тощих мешках. Люся, у которой последнее время слезы не просыхали, плакала, уткнувшись головой в колени Аллы. Эшелон растянулся почти на километр. Где-то впереди, у переезда, пыхтел паровоз, а хвост застрял в лесу. Наверное, был приказ никому не выходить из вагонов, потому что ни один человек не появился на перроне. Почти все вагоны были закрыты. На платформах танки, зеленые грузовики с большими крытыми кузовами. В тамбурах бойцы с карабинами. Гошка, конечно, сунулся в один тамбур, другой. Ребята видели, как он, жестикулируя, что-то говорил, но все впустую. Гошка вернулся и плюнул в сторону эшелона: