Витражи
Шрифт:
Я закрыл глаза и отдался интуиции целиком и полностью. Говорили, когда маг не знает нужного заклинания, это единственный выход.
Минут десять я стоял возле висящей передо мной тетрадью и произносил куски всех приходящих на ум заклинаний, без зазрения совести соединяя древнефранцузский язык с шумерским, старорусским и современным английским.
Воздух вокруг меня стал уплотняться. Потом что-то щелкнуло.
– Смотри!
– выдохнул Сашка.
Я распахнул глаза.
Тетрадь начала вращаться. "Если я ее испортил!…" - пронеслась в голове паническая мысль.
– Ну, Ветер, ты даешь, - прокомментировал Ухо.
– Стараюсь, - я нагнулся, поднял тетрадь и стряхнул с нее грязь.
– Ну?!
– заторопил меня Сашка, но, честно говоря, открыть ее мне было страшно, вдруг там ничего нет?
Но я все же пересилил себя и перевернул обложку, первую страницу, вторую, третью… Сердце бешено бухало в груди. Страницы были пустыми! Пустыми!!!
Но я твердо решил долистать до конца.
Тетрадь была пуста. Вся. Кроме последней страницы.
– Получилось!!!
– не помня себя, заорал я, прыгая по взлетающей вверх пыли с бесценной тетрадью в обнимку.
– Не может быть!!!
– Сашка даже оторвался от пола, чего он еще не делал при мне.
– Получилось!!!
Я попробовал взять себя в руки. Все-таки я не такая бездарность, у меня получилась импровизация - самое сложное, с чем может столкнуться маг.
– Ну же, читай, - не терпелось Сашке.
– Ладно, - я перестал обнимать свое сокровище и вновь открыл последнюю страницу.
Выходит, все, кроме этого пророчества, уже сбылись. А это было не слишком длинное, написанное очень аккуратно и мелко.
"Когда тысяча магов падет жертвой детоубийцы, назвавшимся богом, когда витражи закружатся в небывалом танце, а единственный в своем роде будет похищен на поживу растолокшего кости и выходов не останется, один все же найдется - напоить пасть доброй волей кровавой".
Сашка поморщился:
– Ты что-нибудь понял?
Я не ответил, а, как завороженный, повторил:
– "А единственный в своем роде будет похищен на поживу растолокшего кости"…
– И что?
– Стас - единственный маг первого разряда! Единственный в своем роде!
– вскричал, чувствуя, что злодейка-удача снова демонстрирует мне филейную часть своего тела.
– По-твоему, его похитили?
Да, я так думал. Я паниковал. Я не знал, что делать!
Так, стоп! Чего это я паникую? Я же не знаю, похитили его или это только может произойти.
Я немного успокоился и поднес к лицу руку с кольцами.
– Стас?
– в ответ - ничего.
– Стас!… Черт!
– Отключено?
– догадался Сашка.
– Если он сам его отключил, я его убью! А если не сам… - Я снова выругался. Странно, раньше это помогало. Теперь никакие ругательства облегчения не приносили.
Я вырвал последний листок из пустой теперь тетради, сложил его в несколько раз и засунул в задний карман джинсев.
– Может, он дома, - со слабой надеждой предположил я.
Сашка тоже выглядел хмуро, похоже, он тоже разделял мои подозрения.
– Пошли, - я направился к выходу.
Солнце сияло по-прежнему ярко, несмотря на то, что день клонился к вечеру. Только хорошая майская погода больше не казалось мне такой уж замечательной.
Я вернул магией сорванную дверь на место и для верности наложил несколько защитных заклинаний. Почему Гордеко была так уверена, что в ее дом не войдут, и не защитила его даже от простых людей? Может, она и была уверенна в безопасности своего имущества, только вот я нет. Наверняка, в селе прослышат о том, что кто-то приезжий был в ее доме, и решат, что теперь опасности нет и можно пойти поглазеть.
Вот только теперь я переместился домой.
– Стас?!
– громко позвал я.
– Стас!!!
– Нет его, - печально констатировал мой персональный призрак.
– Сам вижу.
Ну почему я такой идиот? Такими рождаются или становятся? Наверно, все-таки становятся, помнится, раньше я соображал нормально.
Из-под кровати высунулся домовой.
– Не возвращался он еще, - доложил Емельяныч прежде, чем я успел задать вопрос.
– А что-то случилось?
– Боюсь, что да, и надеюсь, что нет, - я глянул в окно. Машина журналистов все еще стояла у подъезда. И я впервые со дня ее появления этому обрадовался.
– Ждите здесь, - я понесся к двери, - я сейчас.
– Ждите?
– недоуменно переспросил Емельяныч. Выходит, Сашку он не видел. Интересно, домовые тоже не видят приведений.
Я за несколько секунд сбежал по подъездной лестнице и выскочил во двор.
– Эй!
– я забарабанил по тонированному стеклу микроавтобуса.
Дверца открылась, и на меня в полном изумлении уставился тот самый оператор, что сопровождал надоедливую журналистку.
– Гляди-ка, бегал от нас, бегал, а взял и сам припрыгал!
Хлопнула задняя дверь, и - ву-аля - появилась та самая любительница задавать вопросов. Интересно, ей так много платят, что она тоже торчит здесь днями и ночами? Или, вернее, обещали заплатить за поимку меня с поличным?
– Вы решили дать интервью?
– обрадовалась она.
– Подождите, я возьму микрофон…
– Мне нужна ваша помощь, - признался я.
– Правда?
– изумилась она.
– Ну, тогда я тем более возьму микрофон.
– Да нет же, - я действительно был на грани отчаяния, - я не собираюсь делать никаких заявлений. Мне нужно только знать, вы были здесь утром? Видели, когда из подъезда вышел мальчишка, тот самый, виновник пожара?
Наверное, на моем лице многое отразилось, потому что она посерьезнела.
– Видели, конечно. А что? Он что-то украл? Что-то ценное?
Как бы у него не украли такую ценную штуку, как жизнь…
Я не ответил на ее нелепое предположение, а задал новый вопрос:
– Он был один?
– Нет, вот я и подумала, что он что-то украл, иначе, зачем за ним являться милиционеру…
– Какому милиционеру?
– не понял я.
– Так я же говорю, - она тряхнула кудряшками, очевидно, для убедительности.
– Он вышел, мы его узнали, хотели попросить прокомментировать обвинение Бушковой, а он умчался от нас, - она обиженно сморщила носик.