Витязь без шкуры
Шрифт:
– Иди-ка сюда!
И когда Анжела подошла, он кивнул ей на стену:
– Гляди.
Анжела взглянула на неровно поклеенный кусок обоев, на который указывал ей дядя Володя. Что и говорить, ремонт в квартире Дины и ее матери следовало бы сделать еще лет этак десять назад. Уже и тогда ободранные стены, серые от грязи двери и пожелтевший, в паутине потолок требовали шпатлевки, побелки и покраски. Но Дина с матерью подобную статью расходов не предусматривали, их возмущала одна только мысль: что ремонт они сделают вдвоем, а пользоваться им будут все четверо. Эти двое – дядя Володя
Так что ремонт Дина с матерью сделали лишь в своей комнате, а прихожую оставили в первозданном виде. Теперь старые обои местами отклеились от стен и кем-то были содраны, но местами они еще держались: пожелтевшие, засиженные мухами, покрытые жирными пятнами – гадкие до невозможности. И сейчас Анжела с недоумением смотрела на дядю Володю, который взглядом указывал ей на эти обои. Что он хочет чтобы она там увидела?
Но, проследив за его взглядом, Анжела заметила, что над тумбочкой обои вроде как покрыты какой-то вязью. А приглядевшись, поняла, что это не вязь, а записи, сделанные рукой Дины, ее матери и даже Гермеса.
– Телефон-то они давно в свою комнату переставили, – хихикнул дядя Володя, – мол, раз я за него не плачу, нечего мне им и пользоваться. Ну, да это шут с ними, штришок к портрету твоей подружки. Только к чему я тебя сюда привел: память-то у них всех не ахти какая крепкая, а поговорить они любили, да только друг от друга таились. Понадобится Люде с кем-то посудачить, она трубку с блока возьмет и сюда чешет. Тут у них и стульчик, меня-то они совсем не стеснялись, думали, если я выпить люблю, то целыми днями пьяный валяюсь. А я, может быть, просто рожи их видеть не хотел, вот и торчал у себя в комнате!
Анжела, не слушая дядю Володю, с любопытством смотрела на записи. Если все семейство делало записи на этих старых обоях, то…
– Вот и Диана по примеру своей матери тоже тут на обоях что ей нужно для памяти карябала, – подтвердил ее догадку дядя Володя. – Привычка у них с матерью такая была. Ты посмотри, может, что тебе и пригодится.
Анжела окинула взглядом поле деятельности. Похоже, этими обоями пользовались в качестве записной книжки не один месяц и даже не один год. Тут были еще записи домашних школьных заданий, которые делала Диана. Были телефоны многочисленных подружек Гермеса. Были рецепты домашних солений и выпечки, сделанные рукой Людмилы Петровны.
Но Анжела заметила, что небольшой кусок обоев был ободран начисто. Причем было видно, что оборвали его аккуратно. Места разрыва бумаги были еще совсем свежие, словно бумагу сорвали совсем недавно, может, даже сегодня.
– Дядя Володя, а это тут было раньше?
Сосед взглянул на стену.
– Дыры не было, это точно, – задумчиво произнес он. – Откуда тут дыре этой взяться?
– Вообще-то дыр в коридоре хватает, – заметила Анжела.
– Обои в коридоре у нас Дианка еще несколько лет назад посрывала, когда надеялась, что очередная подружка ее брата ремонт за свой счет им сделает. Да только Гермес потом с той девчонкой поругался, так и пришлось Диане без новых обоев дальше жить. Обозлилась она тогда
– Тогда откуда взялась эта дырка?
– А кто ее знает? Вроде как оторвал кто.
Оторвал, но кто? Возможно, сама Дина?
Анжела подозвала к себе Киру с Лесей. И три девушки довольно долго стояли и смотрели на эту дырку, искренне жалея, что бумага на обоях была слишком плотной и это сводило на нет всякую возможность прочитать то, что могло бы отпечататься под обоями на старой газете. Когда-то газетами были оклеены все стены в квартире, и они во многих местах еще оставались там.
В этот момент к ним подошел следователь и, окинув всю компанию подозрительным взглядом, спросил:
– Что это вы тут на стене высматриваете?
– Вот… Дырка.
– Ну, дырка, и что? Тут вообще ремонт никогда не делался. Дырки никого удивлять не должны.
– Вы не понимаете…
И Анжела объяснила, почему отсутствие этого куска обоев может представлять такую важность.
– На этом обрывке мог быть записан адрес того дома, куда ездила Дина, переодевшись в костюм горничной господина Салима.
Узнав об исчезновении из дома Салима костюма горничной, а также посмотрев фотографии в сети, на одной из которых Дина как раз и щеголяла в таком костюмчике, следователь распорядился:
– Первым делом показать фотографии жене Салима.
– Она их уже видела и опознала костюм горничной.
– Так… А сам дом?
– Нет, она понятия не имеет, у кого из их знакомых может быть такой дом. Во всяком случае, за своих знакомых она может ручаться. Все они люди со вкусом, подобной вульгарной пошлости в оформлении внутренней отделки дома никто из них бы не потерпел.
– Значит, остаются друзья ее мужа.
– Или его деловые знакомые.
– Но где же этот дом? Вот бы нам с вами это выяснить.
Следователь принялся вновь рассматривать фотографии, которые показала ему Анжела. Дольше всего он задержался на той, где был вид из окна. Лес, перед ним поле. Тонкая нитка ручья или небольшой речки. Все очень мирно, пасторально, но, увы, совершенно неинформативно. Ни дорожных указателей, ни каких-либо вывесок с указателями, ни прочих ориентиров не было и в помине.
И все же следователь фотографиями заинтересовался. А изучив их в подробностях, проворчал что-то о не очень умных дамочках, у которых ветер в голове и шило в одном месте. При этом вид у следователя был хмурый.
Следователь извлек из кармана телефон:
– Алло, Леша? Ты? Тело уже доставили? Слушай, будь другом, пошарь у нее по карманам. Посмотри, нет ли обрывка старых обоев. Есть? В руке? Обрывок? И что на нем написано?
Голос следователя сделался возбужденным и радостным:
– Что? Три цифры? Один, один, семь? То есть 117? Ага, спасибо, понял. И еще две буквы перед ними? Какие? Строчные «а» и «я»? Вроде названия? Цветочная 117? Или Ленинградская 117? Хорошо. А еще что-нибудь есть?