Витязь на распутье
Шрифт:
А затем боярин, как и несколькими днями ранее митрополит, вопросительно уставился на меня – дескать, не пора ли тебе, князь, нас покинуть, ибо речь пойдет о семейных делах.
Однако тут на мою сторону встал Гермоген, пояснив Шуйскому мой статус, причем расписав его в самых превосходных формах. Дескать, я ныне у царевича не просто набольший советник, но еще и сам по себе человек паки и паки наидостойнейший: несумненный, неблазный [56] и еще какой-то – честно признаться, такое обилие церковнославянских слов запомнить было трудненько.
56
Здесь: надежный и непрельщаемый.
Василий Иванович не сумел сдержать своих чувств – в его быстро скользнувшем по владыке взгляде явно читалось неодобрение, которое он, впрочем, почти сразу же в себе задавил и с натугой улыбнулся мне.
– И я мыслю, что вернее и надежнее у престолоблюстителя человека ныне нет, – охотно закивал он, неспешно провел рукой по остаткам волос, приглаживая их, хотя, на мой взгляд, там приглаживать было нечего, и приступил к изложению сути.
Мол, про товар, который у нас с царевичем, он сказывать не собирается, да и про себя как про красного купца ему тоже поминать не след, дабы не выглядеть вовсе уж смешно, поэтому он будет сказывать напрямки, а там уж не обессудьте, ежели что не так, после чего приступил к откровенному разговору.
Дескать, токмо болея всей душой за пресветлую и златозарную деву, коя и денносветлая, и светлопозлащенная, и какая-то еще, решился он на такое, иначе нипочем бы и ни за что. Но пусть Федор Борисович теперь сам рассудит – ведь пока его сестрица не замужем, ее положение все равно шатко: не приведи бог, случится что с братом – и что ей делать, как дальше одной жить?
То ли дело, если она станет чьей-то женой. Не зря в народе говорится: за мужа завалюсь, всем насмеюсь, никого не боюсь. А еще: побереги, бог, мужа, не возьмет нужа. Это ведь пока братец ныне в силе, однако уж больно она непрочная – сегодня есть, а завтра – бог весть. Недоброе дело быстро делается. Престолоблюститель и глазом моргнуть не успеет, как худые люди, кои ныне близ царского трона толкутся, оговорят Федора Борисовича.
Вот и пускай теперь престолоблюститель сам в разум возьмет, что тогда с его разлюбезной сестрицей станется, хотя и без того ясно, что ничего хорошего, ибо суров Дмитрий Иванович до годуновского роду-племени. А так она окажется под надежной защитой. Конечно, ныне Шуйские покамест не в чести, но это только до поры до времени, опять же родовое величие все равно при них, а злато и в грязи блестит, да и не век же оно там будет.
Не забыл боярин пройтись с критикой насчет своей внешности. Мол, все понимаю, лета уж не те. Поймав мой ироничный взгляд, устремленный на его весьма редкую шевелюру, он, приглаживая свои три волосины на голове, посетовал:
– Известное дело, в добром житье кудри вьются, а в худом секутся, вот у меня их и не ахти. – После чего он добродушно пошутил: – Благодаря Христа, борода не пуста; хоть три волоска, да растопорщившись, – и сам же первый захихикал.
Позволив себе эдакую легкую иронию, он переключился на другое. Мол, хоть он и не молод, но покамест пребывает в добром здравии и с божьего соизволения намеревается пожить на белом свете еще не менее двух десятков лет. Да и случись что с Василием Ивановичем – тоже не беда. Это у Федора Борисовича из ближних лишь мать в монастыре, а у боярина имеются и младшие братья, которые, если что, заступятся, не дадут в обиду. Да и не станет на нее никто серчать, ибо какой может быть спрос с боярыни Шуйской.
Я слушал и поневоле восхищался стариком, ибо при всей неприязни к нему не мог не отметить, что для своего сватовства он выбрал самый оптимальный вариант. Дейла Карнеги Василий Иванович не читал, но работал сейчас именно по нему – освещал дело исключительно с тех сторон, которые сулят выгоду как самой Ксении, так и ее брату, но не себе. Дескать, женюсь только для вашего блага. Эдакий Дружина Андреевич [57] , да и только.
Оставалось лишь мысленно поаплодировать боярину за эдакое искусство. Вон даже Федор призадумался, поскольку изложено все дельно и действительно сулило Ксении определенные выгоды в смысле надежности дальнейшей жизни. Вот только аплодировать я не собирался, а приступил к «разбору полетов».
57
Подразумевается боярин Дружина Андреевич Морозов – один из героев романа А. К. Толстого «Князь Серебряный», который женился на дочери своего старинного друга с целью дать ей защиту от притязаний князя Вяземского.
О внешности и возрасте говорить было нельзя – оскорбление, хотя язык и чесался:
И на кой тебе нужна В энтом возрасте жена? Ведь тебе же, как мужчине, Извиняюсь, грош цена!.. [58]Но нельзя. Желательно выпроводить старика миром, не причиняя особых обид. Обиженный Шуйский, желая отомстить, может начать плести интриги, так что лучше с боярином не связываться. Как говорят на Руси: «Другу дружи, а недругу не груби». Конечно, рано или поздно наша с ним дорожка настолько сузится, что кому-то одному придется с нее сойти, завалившись в могильный кювет, но сейчас время для этого не пришло.
58
Леонид Филатов. «Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца».
С той же целью – во избежание обиды на царевича – я, как мы с Годуновым и уговорились еще накануне вечером, взял инициативу на себя, чтобы Василий Иванович решил, будто именно я – главный противник свадьбы, а сам Годунов вроде бы как и не против. Да и ему самому думать так было куда проще – он же не рассчитался со мной за свое унижение на царском дворе. Поэтому, чтобы разом поставить все точки над «i», я рассказал Василию Ивановичу об обещании, которое дал Дмитрию Ивановичу, причем не только от себя, но и от имени Годунова.
– Да мне б токмо согласием царевича заручиться, – парировал Шуйский, – а уж государево дозволение на свадебку я и сам выхлопочу. – И, заулыбавшись, от чего морщины на его лице проявились еще больше, засуетился. Положив принесенный сверток на стол, он начал разворачивать нарядную парчовую ткань, внутри которой находился… хлебный каравай.
Федор растерянно посмотрел на каравай, затем перевел взгляд на меня. Признаться, я понятия не имел, что надо с этим делать, но ясно, что он как-то связан со сватовством, и я незамедлительно напомнил о глубоком трауре, который еще не закончился.
– О веселье и речи нет, ибо ныне речь токмо о сговоре, а не о свадебке, – встрял митрополит.
– Это все так, – согласился я. – Однако недавно мне снилось, будто… – И рассказал о своем сне, который якобы видел всего три дня назад.
Дескать, явилась мне богородица, которая не только повелела передать царевне не помышлять о чем-либо подобном, но и предостерегла, что иначе не поздоровится не только ей, но и будущему жениху. Ну и на всякий случай решил прокомментировать, добавив, что коли сон этот привиделся мне буквально накануне приезда Василия Ивановича, то, вне всяких сомнений, это явное предупреждение.