Витязь на распутье

Елманов Валерий Иванович

Федор настороженно уставился на меня. Митрополит озадаченно погладил бороду и осведомился:

– Да так ли оно было в самом деле, княже? Неужто сама богородица?

Экий недоверчивый старик. Надо что-то делать. Я перевел взгляд на призадумавшегося Шуйского, и меня осенило – насколько мне известно, этот боярин весьма мнительный и суеверный.

– Именно так, – твердо ответил я. – Более того, мыслится мне, что в своей доброте и неисчерпаемом милосердии богородица, коей жалко всех людей на земле, не ограничилась одним предупреждением. Сдается мне… – Не договорив, я повернул голову к Василию Ивановичу и грозно произнес: – Ну-ка, боярин, припомни как следует свои сны в последние три дня…

Расчет был прост. При желании любую несуразность, любую непонятность, даже самую невинную, можно воспринять в какой угодно тональности. А если мыслям человека с помощью предварительной психологической установки задать нужное направление, то он непременно отыщет там требуемое, особенно если суеверен.

– Вспоминаешь ли?! – еще более зловеще осведомился я.

Тот потер пальцем лоб и вдруг вздрогнул. Не знаю, что именно ему припомнилось, да это и неважно.

– Мыслится, прав князь, – глухо произнес он.

Рука его тут же скользнула поближе к караваю и как бы невзначай накинула на него один из краев ткани.

– Пожалуй, и впрямь мы излиха поспешаем, – сокрушенно вздохнул Василий Иванович, а его рука занялась вторым краем парчи.

– Разве что оговорить наперед, чтоб… – И рука его застыла в нерешительности, не торопясь забирать со стола сам сверток.

– Богородица сказывала, что даже разговоры о том… – И я, не договорив, угрожающе засопел.

– Негоже супротив божьего повеления идти, – вздохнул Шуйский и взял каравай со стола.

Позже я ради интереса выяснил у Годунова, что надлежало с ним делать Ксении. Оказывается, если бы царевна согласилась на замужество, то тогда должна была разрезать каравай пополам, а при отрицательном ответе оставить его нетронутым.

Но это было потом, а пока…

Глава 12

Еще и заговорщик

Признаться, поначалу я решил, что на этом все и можно слегка расслабиться, но не тут-то было. Шуйский после некоторой заминки довольно-таки скоро пришел в себя и с хитрым прищуром принялся выяснять, сколь долго мы с Годуновым собираемся смиренно терпеть нужу и скорбь, сидючи в Костроме.

Ничего себе! Оказывается, у боярина сватовство – не единственная цель. Неясно одно – то ли он и впрямь вознамерился вовлечь царевича в очередной заговор, то ли это провокация с его стороны…

Впрочем, в любом случае места для недомолвок оставлять было нельзя, так что ходить вокруг да около я не стал. Мол, мы давали слово, обязавшись не творить и не умышлять зла против государя, а потому… Не зря и в Библии сказано: кто ищет зла, к тому оно и приходит.

Хорошо бы было и сюда тоже приплести какое-нибудь зловещее предостережение, увиденное мною во сне, но две штуки подряд – явный перебор, и я с сожалением отказался от пособничества небесных сил. Впрочем, Василий Иванович и без них дал задний ход, принявшись торопливо пояснять, что я неправильно его понял, ибо он подразумевал совсем иное.

Он засуетился, заявил, что времечко, поди, уж четвертый час ночи [59] , а ему рано поутру надобно отплывать в свои вотчины – и без того припозднился, – а потому пора и на покой.

Однако отплыть у него не получилось – на следующий день выяснилось, что боярин занемог. Признаться, у меня даже и в мыслях не мелькнуло, будто здесь что-то не так. Скорее уж напротив – я самодовольно решил, что это последствия вчерашних воспоминаний о своих снах. Я даже посочувствовал ему – ишь как разнервничался, бедолага.

59

На Руси ночные часы отсчитывались от захода солнца, то есть в переводе на современное время было не так уж поздно, примерно 22 часа.

К тому же было не до него – ни свет ни заря митрополит потащил меня в Ипатьевскую обитель, причем оказался не просто настойчив, но даже категоричен в своем приглашении, ибо именно сегодня память какого-то там Феодора, а посему, если я с ним не поеду, он усомнится в моей вере, решив, что я, чего доброго, сменил римскую лжу на истинную веру лишь притворно…

Пришлось поехать.

Уже по пути туда меня обуяло сомнение. Вроде как царевич – мой тезка, так почему владыка даже не заикается о том, чтобы он тоже отправился с нами? Но Гермоген, упреждая мой вопрос, пояснил, будто Годунов просил передать, что весьма сожалеет, так как не может покинуть град, пока у него гостит Шуйский.

Пока мы добирались до монастыря, переправляясь через реку, митрополит не умолкал ни на секунду. Вначале он подробнейшим образом изложил историю основания этой обители. Честно говоря, слушал я его вполуха, разглядывая саму обитель, к которой мы подплывали.

Вообще-то даже на расстоянии ее стены внушали невольное уважение. Какой там монастырь – крепость это, самая настоящая, которую поди возьми. «В такой можно запросто командный пункт оборудовать, если уж окончательно припрет», – поневоле закралась в голову мысль.

Осмотрев монастырь, я еще раз убедился в правильности первого впечатления – он куда больше походил на крепость. Высота стен не столь велика – метров шесть, но зато толщина немногим меньше – метров пять точно, так что пушки бесполезны.

Кроме того, обитель была полностью окружена внушительным рвом, а у всех четырех ворот размещены захабы, то бишь внешние стены, позволявшие обстреливать неприятеля уже на подступах. Ну а если уж дело обернется худо, то можно и беспрепятственно улизнуть по подземному ходу, примыкающему к ограде с западной стороны, который показал мне архимандрит отец Феодосий, ставший нашим гидом.

Признаться, когда мы направились обратно к монастырским воротам, я понадеялся, что все, осмотр закончился, однако выяснилось, что до возвращения в Кострому еще далеко, ибо митрополит, небрежным взмахом руки отпустив святого отца, повел меня в церковь, расположенную над Святыми воротами и посвященную священномученикам Феодору Стратилату и Ирине.

Поставив меня перед иконой какого-то ратника, он сказал, что вот это и есть житийная икона того самого Феодора Стратилата, точный список из Феодоровского собора Феодоровского монастыря, принявшись тыкать пальцем в маленькие изображения по краям иконы и пояснять основные вехи пути этого древнего полководца.