Витязь специального назначения
Шрифт:
Ещё лет десять — и никто не догадается, что здесь была когда-то настоящая торная дорога. Лес постепенно всё плотнее обступал её, само небо над ним, казалось, становилось темнее.
Проехав через чащобный участок, вспугнули молодого кабана. Тот заполошно ломанулся, сметая тушей мелкий осинник и кусты, из какого-то озорства посвистали во след. Эх, вот бы где поохотиться всласть, с ночёвкой у костра да под хорошую водочку в их тёплой компашке. И не в этом месте, где молодая поросль практически покрыла дорогу, а в добром лесу. За такими мыслями чащобник расступился и путники оказались на просторной
— Ты чего встал?
— Тихо, — одними губами шепнул тот, — кажись, нарвались.
— На кого ещё? — так же тихо спросил Клим, от голоса спутника по спине пополз противный холодок, рука сама сняла с плеча ремень самострела.
— Соловьи-разбойники. Потом! Давай потихоньку назад…
Но было уже поздно. С нижних ветвей дуба на землю спрыгнули три коренастых фигуры.
— Эй, прохожие, сами всё отдадите или биться будем? — послышался резкий, высокий, странно вибрирующий голос. На плечах здоровяков лежало по огромной дубине. Впрочем, выглядели они не шибко-то грозно. Несмотря на массивные торсы и длинные мускулистые руки, ростом они вряд ли достали бы ему до плеча.
И у себя в деревне и в городе Славик никогда не боялся разборок. Ни умом, ни силой Бог его не обидел. Даже в смутные годы перестройки, встречаясь на «стрелках» с наезжающими на него «братками», он умел оставлять последнее слово за собой. При этом, что характерно, не доводя до конфликта и не давая малейшего повода придраться,
— А чего хотели-то, мужики? — мирно спросил он.
— Нишкни, может, хоть живыми отпустят, — ткнув его кулаком в бок, испуганно прошипел побледневший Весняк. В ответ на вопрос Клима коренастые издевательски захохотали. Голоса у них были какие-то странные — гулко-визгливые, на грани слышимости. И не бабьи, вроде, но всё же… несерьёзные какие-то голоса.
— А ты чего за самострел-то схватился? — в тонком, как у евнуха, только очень громком, голосе слышалась явная угроза.
— Мой самострел, хочу и хватаюсь, — Слава приподнял уже заряженное и взведённое оружие, — уйди с дороги — будешь цел.
Он уже понял, что добром не разойтись и ждал только первого угрожающего движения. Просто спустить тетиву не давали стереотипы человека двадцать первого века. По лицу спутников он видел, что с жизнью они уже простились.
— Дурак, — убитым голосом прошептал Весняк.
В это время старший из нападавших сунул два пальца в широкую, заросшую волосом пасть и громкий свист пронёсся по опушке. Впрочем, свистом это можно было назвать лишь условно. В первую секунду он напомнил скрежет ножа по стеклу, а потом принял столь немыслимые обертоны, что Климу показалось, что у него разрывается голова. Конь под ним дал «козла» и скакнул в сторону, едва не скинув седока.
Боковым зрением он увидел, как спутники, мешками упав на землю, не вставали, лишь выгибались в конвульсиях. Звук, от которого, казалось, лопаются барабанные перепонки, вибрировал на границе ультразвука, конь бесился.
Поняв, что под такой аккомпанемент животное в шенкелях не удержать, Славка ловко спрыгнул на траву. Он мягко присел, гася удар и, развернувшись, с ходу послал стрелу в лицо долбанному
Двое его подельников явно растерялись, но лишь не секунду. Тут же придя в себя, они, бросив дубины, сунули пальцы в рот. Оглушительный свист вновь скрутил нервы непокорной добычи в замысловатую спираль. Но концерт мгновенно превратился в «соло», второй свистун уже корчился рядом с первым.
Последний, поняв, что выступление на этот раз с треском провалилось, подхватил с травы узловатую дубину и с истошным визгом кинулся на непонятного человека, которому оказались нипочём законы здешней физики. Поздно. Хладнокровный прагматик Толстый, не желая более испытывать судьбу, почти в упор всадил стрелу в сердце незадачливого «соловья».
Клим, быстро перезарядив оружие (с его силой рычаг ему, к счастью, был не нужен), насторожённо огляделся. Вокруг стояла оглушительная тишина. Лошади, тяжело поводя боками, стояли в разных концах опушки. Лежащие на земле начали подавать признаки жизни. Тяжко застонав, Вихорко сел и с изумлением уставился на живого и невредимого товарища. Голова у Славки, честно сказать, побаливала, и во рту было сухо, как в Сахаре, но падать в обморок он пока желания не испытывал.
— Вставай, долго валяться собираешься?
Вихорко, кряхтя, встал на ноги, со стоном схватился за голову. В это время открыл мутные от боли глаза Весняк. Он с трудом сфокусировал взгляд на Климе и хрипло спросил: «Как ты на ногах остался?»
— Не знаю, — пожал плечами Слава, — давайте-ка лошадей собирать и уматывать отсюда, пока другие не появились.
— Не, — медленно помотал головой Вихорко, — мне дед сказывал, что они по двое-трое живут. Странное племя, про них вообще мало кто что-то знает.
— Так это и есть соловьи-разбойники? На самом деле? У нас они только в сказках да былинах остались.
— А раньше были?
— Да кто их знает. Теперь думаю — наверное, были. Ну, очухались?
— Да вроде, — спутники переглянулись и пошли к лошадям. Те безропотно подчинились, но, при ближайшем рассмотрении, для дороги не годились. Впрочем, седоки себя чувствовали немногим лучше. Слава глянул на солнце, уже клонящееся к закату.
— Ну, что, привал давайте устраивать? Только от этой падали подальше отойдём.
Хорошо, что опушка была достаточно протяженной. Отойдя метров на пятьдесят, где, чуть на особицу от близкой стены леса, стояли три огромных сосны, они привязали коней. Люди, превозмогая жалобы изломанных ультразвуком тел, устроили шалаш и развели костёр. Клим заступил на первую вахту. Спутники, отказавшись от ужина, замертво провалились в сон.
Ближе к середине ночи, в конце вахты, веки опустила тяжёлая дрёма и Славу посетила галлюцинация. Высокий молодой парень в белой вышитой русской рубашке почти до колен, с длинными льняными волосами, свободно лежащими на плечах, неслышной походкой подошёл и, присев рядом, положил руку на плечо. Его какое-то странно светлое красивое лицо приблизилось к лицу Клима. Тихий звучный голос произнёс очень внятно: «Остерегайся, витязь, людей в синем».