Витязь. Владимир Храбрый
Шрифт:
Джанибек повернулся, привлек её нежное податливое тело, прижался щекой к лицу Абике, потом с каким-то остервенением набросился на неё, жадно утоляя внезапно возникшее желание. Абике поначалу постанывала, а потом стала вскрикивать. Тургауды у входа в шатер, переглядываясь, понимающе заулыбались…
Насытившись, Джанибек откинулся на подушки, прислоненные к кереге [8] . Абике встала, прошла по шатру, взяла полотенце и вытерла со лба и груди повелителя густо выступивший пот.
[8] Кереге – деревянная основа юрты или шатра; у хана и его любимых жен она делалась из серебра.
– Абике, ты когда видела моего сына?
– спросил Джанибек.
– Вчера Бердибек шел
– Хорошо… Будь осторожна. Его мать Тогай-хатун ненавидит тебя. Ты это знаешь?
– Знаю, повелитель.
– Я видел сон, нехороший сон. Будь осторожна, - повторил Джанибек.
– Возле твоей юрты я удвою стражу… А на верховых прогулках тебя будет сопровождать со своими лучниками сотник Мамай. Это храбрый и умный воин. Он ровесник тебе и на пять лет старше Бердибека. Я давно приметил его. Думаю, что со временем он станет таким же, как темник [9] Аксал или тысячник Бегич…
[9] Ордынское войско делилось на сотни, тысячи и десять тысяч. Десять тысяч воинов называли тьмою, а их командира - темником.
– Благодарю тебя, великий каан!
Теперь во время прогулок рядом с Абике всегда находился сотник Мамай. На половину полета стрелы скакали его верные воины, слегка тяготившиеся тем, что им, закаленным в битвах и привыкшим к звону сабель, приходилось выполнять постыдную роль тургаудов: охранять женщину, пусть и ханшу, любимую жену великого каана.
Мамай и сам испытывал в душе некоторое замешательство от необычности теперешнего своего положения, но не показывал виду. Он охотно разговаривал с Абике на различные темы, и когда говорил, то дерзко и прямо смотрел в лицо повелительнице, отчего Абике смущенно опускала глаза: ей нравился этот статный черноволосый юноша. А узнав о том, что он происходит из княжеского рода татар, некогда живших на границе Поднебесной Империи [10] и родины Потрясателя Вселенной, Океан-хана, великого, как океан [11] , чье имя не произносилось, потому что оно было недосягаемо для смертных, еще больше заинтересовалась новым начальником телохранителей.
[10] Поднебесная Империя – Китай.
[11] Под океаном подразумевалось озеро Байкал.
Молодая Абике была восторженной натурой: её приводило в возбужденное состояние многое: солнце, встающее из-за моря, куда отплывают с невольниками под белыми парусами генуэзские и венецианские корабли; горы, сплошь усеянные красными маками, скачки, которые устраивали потехи ради воины Мамая. Тогда она сама пришпоривала своего аргамака и мчалась, как ветер, по ровной долине у подножия Тебе-оба, потом вдруг резко осаживала коня и, обернувшись к молодому сотнику, заразительно смеялась. Глаза её лучились внутренним светом, зубы блестели, щеки пылали, - Мамай с восторгом взирал на красоту своей госпожи. А иногда она была тиха и задумчива, словно цветок, готовый перед ночной темнотой закрыть свои лепестки. Тогда Мамай тревожно смотрел на Абике, молча вопрошая: «Что происходит, моя повелительница?..» Но та молчала, покусывая губы. «Может быть, она скучает по своей родине, по матери?» - раздумывал сотник, не смея спросить об этом свою госпожу, зная, что отец её, император Поднебесной Империи Шунь-ди (Тогон Темур), потомок Кубилая, последний монгольский хан, царствующий в Китае, не очень-то заботился о дочери, отданной в четырнадцатилетнем возрасте в жены хану Золотой Орды. Шунь-ди, ведшего рассеянный образ жизни, интересовали лишь живописные парады русского полка, который назывался длинным именем Сюан-хун-у-ло-се Ка-ху вей цинкюн - Вечно верная русская гвардия…
Абике и сама восхищалась когда-то парадами русских гвардейцев, которых доставил в Ханбалык [12] полководец Яньтемур. Их было много - две с половиной тысячи рослых, белокурых, голубоглазых красавцев…
Она рассказала о своем отце и о парадах Мамаю и задала вопрос:
– А что тебе в твоей жизни хорошо запомнилось?
– Звезды, - ответил Мамай.
– Какие звезды?
– не поняла Абике.
– Звезды на небе, которые светили мне в детстве через дырявую кошму. Мы ведь татары, нам не полагалось иметь юрты, крытые хорошими войлочными кошмами, а если у кого они появлялись, то их тут же отбирали монголы…
[12] Ханбалык – так монголы называли столицу Китая Пекин.
Абике как-то странно взглянула на Мамая, глаза её сверкнули, как у мусуки [13] , но она быстро их опустила: молодой сотник пожалел, что сказал эти слова. «Неужели донесет Джанибеку?!» Но, слава Гурку, главному божеству татар, все обошлось. Абике не рассказала об этом великому каану, может быть, потому, что ей нравился храбрый красивый юноша.
Как-то Мамай поведал ей родовое предание, которое рассказывало о том, как Повелитель Вселенной сварил в кипящих котлах татарских князей…
[13] Мусука – кошка.
– О жестокости нашего великого предка мне много говорила бабушка, - сказала Абике.
– Еще будучи мальчиком, он убил своего сводного брата. За это на него надели цепи, а когда он вырос - деревянные колодки. Вот послушай…
Родное племя Темучина после смерти отца - вождя племени и знаменитого мергена [14]– отказалось признать власть его девятилетнего сына. Тогда мать с четырьмя сыновьями и дочерью, грудной девочкой, покинула родной уртон и, погрузив в повозку юрту, отправилась к синеющим вдали холмам. По пути семья питалась кореньями степных трав и рыбой, которую ловили в реках Темучин и его сводный брат Бектер. Удочка у них была одна на двоих. Однажды они закинули её и, когда огромный таймень оказался на берегу, возле пойманной рыбы разгорелась драка. Каждый хотел доказать, что это именно он первый поймал такую большую рыбину, чтобы потом похвастаться перед матерью и братьями. Бектер, в конце концов, овладел тайменем. Темучин решил отомстить, но дело тут было не в отобранной рыбине - сводный брат, одних лет с Темучином, был сильнее и мог оспаривать его власть в семейной юрте.
[14] Мерген – охотник.
Однажды, когда Бектер что-то мастерил, Темучин стал незаметно подкрадываться к нему. Вот он уже близко. Темучин натянул лук, с которым ходил на охоту, пропела стрела и пробила Бектеру грудь.
Как ты знаешь, Мамай, мальчик Темучин вошел в историю как всемогущий Чингисхан, завоевавший нам землю от края и до края. Первый его шаг к власти был сделан задолго до того, как он двинулся на завоевание мира…
Глаза Абике снова сверкнули, как у мусуки. Мамай, поклонившись, сказал:
– Вы должны гордиться своим великим предком, госпожа!
Абике ничего не ответила на слова своего главного телохранителя. Она знала и другое: Чингисхан ради власти не пощадил и своих сыновей. Абике вспомнила, что говорил Джанибек: «Будь осторожна…» И перед глазами у неё возникло лицо старшей жены великого каана Тогай-хатун.
– Видимо, только беспощадной жестокостью люди добывают себе большую власть, - сказал Мамай, и сам поразился мудрости своих слов… И тихо добавил: - Даже по отношению к своим близким…
Эта беседа происходила у Бараньей головы - огромного валуна, похожего на голову барана, расположенного у основания горы Агермыш. Внезапно раздался напевный звук серебряного рога. Это Джанибек созывал на курултай мурз, темников, тысячников и сотников. Не раздумывая, Мамай вскочил на коня и поскакал к белой юрте великого каана. Абике, хорошо зная, что означает этот сигнал, последовала за ним.
На военном курултае все собравшиеся увидели, как взволнован хан Золотой Орды. Видимо, какая-то весть потрясла его. В глазах Повелителя полыхала злоба. Джанибек быстрыми движениями большого и указательного пальцев перебирал янтарные шарики, нанизанные на шелковую нить.
– Я собрал вас, мои верные мурзы и военачальники, чтобы сообщить о том, как лживы и коварны эти псы, служащие Иисусу Христу, - он показал рукой с висевшими на ней шариками в сторону генуэзской крепости.
– Один из моих воинов, который в день гибели наших торговцев был в Кафе, сегодня утром близко подъехал к крепостной стене, увидев на ней солдат противника, и в троих признал убийц. В прошлый раз, когда я требовал выдать их, консул уверил нас, что все они осуждены, закованы и высланы в Геную. Я не поверил ему, и мы привели войска к стенам Кафы.