Вивацца-младший
Шрифт:
Герцог глянул на маэстро из-под насупленных бровей:
— Вы изволите шутить?
— Ни в коем случае!
— Значит, вы очень покладисты, синьор Россини, вы мне нравитесь еще больше.
Россини улыбнулся:
— Но мы не обо всем еще договорились. Что же остается?
Герцог что-то прикидывал в уме… Сроки есть… Оплата уже согласована. Еще вчера. Что же еще? Этот молодой человек полон сил, он может горы своротить, земной шар с места сдвинет — дай ему только точку
Россини сказал:
— Не было разговора о либретто.
— Это верно.
— Он, я полагаю, впереди?
— О нет, почему же? На этот счет имеется вполне устоявшаяся формула. Извольте, маэстро: либретто, новое или старое, которое ему будет предложено герцогом-импресарио. Чем плоха формула?
— Очаровательная формула, синьор герцог. Однако на этот счет у меня есть свое предложение, от которого не отступлюсь.
Это было сказано столь твердо, что импресарио на миг смутился. Молодой композитор показал зубы, нет — клыки.
— Я, синьор Россини, повторил формулу вполне рутинную, знакомую всем композиторам.
— Итальянским, синьор, итальянским!
Герцог поправил галстук, словно ему стало душно, встал из-за стола, отошел к высокому окну, за которым лил нудный дождь.
— Синьор герцог, я разрешил вам взять меня в железный обруч, как берет бондарь дубовую бочку. Вы слышали и видели, как я соглашался со всеми вашими условиями. Но вот сейчас я желаю, чтобы была нарушена традиция: то есть либретто предложу я сам.
— Вы это уже продумали?
— В некотором роде — да.
— С кем же, если не секрет? С вашим либреттистом синьором Стербини?
— Нет, не с ним.
— А с кем же?
— С одним брадобреем.
— С кем? С кем?
— Брадобреем, который был нынче у меня в гостинице. Прекрасный знаток оперы. Кстати, ваш первый трубач.
— И что же он?
— Поразился, как и вы.
Герцог отпер шкаф, подделанный под книжный, и достал бутылку вина и два венецианских бокала. Молча поставил один перед композитором, другой — перед собою. Откупорил бутылку, налил багрово-красного вина.
— Это крестьянское, маэстро. Вам понравится. Я не люблю, когда меня огорошивают. Поэтому я хочу чуточку подкрепиться. Ваше здоровье!
Они выпили. Россини похвалил вино. Герцог снова налил.
— Теперь я слушаю вас. Какое же либретто вы предлагаете?
Было неприлично сидеть, когда старший стоит, и Россини поднялся.
— Значит, мы твердо уславливаемся в одном, — сказал он, — я буду
Он замолчал. Герцог ждал продолжения речи маэстро.
— Синьор герцог, я хочу, чтобы вы обратили внимание на мои слова.
— Какие?
— Соответствующую современным представлениям об опере. Вы с этим согласны?
— Еще бы!
— Но это не все. Соответствующую величественности этого римского театра, его размерам, в первую очередь.
— Как это понимать?
— Очень просто: требуется новый подход к опере, и в смысле фабулы и в смысле усиления хорового начала.
Герцог пригубил вино:
— Я слышу особенно четко слова «новый», «современный». Как это понимать в данном случае?
— Только в прямом смысле. Искусство не может жить только с оглядкой на традицию. Требуется новое, все время новое.
— Ладно. Допустим. А как с либретто? Оно имеется?
— Речь идет о пьесе синьора Бомарше.
— О какой?
— Той самой: «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность».
Герцог не совсем понимает, о чем речь. Он спрашивает:
— Вы говорите об опере Паизиелло?
— Нет, о моей, которую хотел бы назвать так: «Альмавива, или Тщетная предосторожность». Ибо не хотел бы в какой-либо мере задевать чувства страстных поклонников Паизиелло, не хотел бы делать что-либо, смахивающее на противопоставление. Это было бы не к лицу нам. И в то же самое время, как уже говорил, хотелось бы учесть новые достижения оперного искусства, современные вкусы и величественные размеры театра. Я полагаю, что это вполне естественно.
Герцог думал. У него в шкафу лежало готовое либретто. Он не предполагал, что маэстро сделает свое предложение, притом столь дерзкое. Этот молодой человек, несмотря на все оговорки, — на хитроумные защитные оговорки, — решил потягаться с самим Паизиелло. В этом есть нечто привлекательное, как во всяком азартном предприятии…
— А если я попытаюсь отговорить вас? — сказал герцог.
— Я тут же откланяюсь!
Герцог усмехнулся:
— Этот пируэт соответствует характеру Виваццы?
— Вполне!
Герцог снова налил вина. Поднял бокал.
— Вы молоды, — сказал он. — Вы имеете все основания для дерзких поступков. Мне по моим годам полагалось бы сделать все, чтобы отговорить вас от опасного шага… Но… — герцог подвинулся в сторону маэстро, — но отговаривать не стану. Более того: я принимаю ваше предложение. — И он протянул бокал.
Они чокнулись.
— В случае провала, синьор Вивацца-младший, я сбегу куда-нибудь подальше.