Вивальди
Шрифт:
— Где вы взяли этот дурацкий список?
— Какой список?
— Который мне дал этот псих. Список ведь от вас, правда же?
— Правда, — равнодушно признал генерал, так и не повернув головы.
— Что он означает?
— Я откуда знаю? Вернее, забыл. Взял из папки. Список и список. Мало ли у меня в документах всяких списков.
Доктор кивнул и вздохнул.
— Да я сразу понял — вам просто нужен был предлог. чтобы приехать сюда. Напрямую обратиться вы почему-то не захотели. А выйти из запоя надо. Где-то уже месяц, да? Белочка на горизонте.
— Вам не понять.
Доктор похлопал ладонью по боку капсулы. На губах появилась нехорошая улыбка.
— Чего уж тут не понять, тоже мне бином. Притащили вы его, чтобы, так сказать, промерить глубину. Если с ним ничего не случится, тогда и вы рискнете, да? Алкоголики и наркоманы иногда проявляют чудеса предусмотрительности и дьявольскую хитрость.
— Что?! — Пятиплахов скосил на доктора страшный красный глаз. — Он мой друг. Вернее, однокурсник.
— Все правильно. Кому попало, вы бы не доверились, только другу.
— Я тебя застрелю. — сказал генерал, вплотную приблизив лицо к стеклянному окошку. В следующее мгновение зажмурился, как от сильной боли.
Модест Михайлович махнул рукой сестрам:
— Ну что, не будем тянуть? Начинаем?
— Когда я закрываю глаза, под веками мелькают все время какие-то тени. И проплывают оранжевые круги. — Сказал генерал.
— И тараканы бегают по столу, правильно? — Ласково улыбнулся доктор.
Пятиплахов закрыл глаза.
— Значит, начинаем, — повторил врач.
Когда одна из сестер помогала генералу снимать пиджак, он негромко проревел.
— Удостоверение останется при мне.
На сестринском посту раздался звонок.
Модест Михайлович бросился туда и схватился за трубку.
Работы по разоблачению Пятиплахова прервались.
— Да. Да? Мне сейчас не до твоих оправданий. Важно то, что уже два часа она где-то неизвестно где. Ну и пусть свернула халат, запихнула под одеяло, ну и что?! Не надо мне рассказывать сказки! Тоже мне хитрость.
Модест Михайлович неожиданно, как будто внезапно потяжелел на центнер, сел на табурет медсестры, тот пискнул и покосился. Врач быстро перевел взгляд на одну из сестер.
— Маша, пойдите, проверьте… Нет, пойдем вместе.
Он вскочил с места, и быстро двигая толстыми ногами, выскочил в коридор. Сестры бросились следом.
— Где его палата?
Распахнув дверь, Модест Михайлович бросился к кровати, рванул край одеяла. Девушки ахнули.
— Он где-то здесь. Ищите!
– ----------
Я внимательно следил за своим состоянием. В груди лежала как бы наплаву льдина, по которой еще к тому же внезапно проходили извилистые трещины, а поверх всего этого неслась сразу во всех направлениях колючая поземка. А иногда прилетали откуда-то и падали на льдину тяжелые капли. Вот ты какая, неврастения моя.
Насколько я понял Модеста Михайловича, его машина должна была начать с приглаживания поземки, непрерывного шершавого раздражения нервов, а потом уж и запустить процесс таяния основного ледового тела. Какое-то воздействие на мою взъерошенную и одновременно подмороженную психику исподволь началось, потому что я теперь уже не просто надеялся, что мне помогут, но сделался в этом непререкаемо уверен.
– ----------
— Здесь, — сказал молодой человек с удлиненным черепом, показывая на картину Серова. В руке у него был короткий черный тубус, и в полумраке кабинета его можно было принять за длинную толстую руку. Высокая девушка в куртке с капюшоном подошла к нему и обняла за талию. Несколько секунд они молча смотрели на картину, едва различимую в темноте, потом юноша передал подруге тубус, а сам стал ощупывать раму.
— Свет включить?
— Нет. Сразу заметят.
Девушка направилась к окну, намереваясь задернуть тяжелые плюшевые шторы.
— Лучше закрой дверь изнутри.
Девушка тут же повернулась и, достав из кармана куртки связку ключей (видимо, краденых отцовских), пошла мимо длинного стола для заседаний к двери в предбанник.
— Как все просто! — Усмехнулся молодой человек.
Картина отъехала в сторону, утонув в выступе стены, обнажая панель с экраном и тумблерами.
— Послушай, — молодой человек обернулся к подруге, — а это точно то самое? Никаких запоров. Даже подозрительно.
Она сбросила капюшон, обнажая бритую голову, обернулась.
— То.
— Уверена? Не ловушка для идиотов?
Девушка заперла дверь, и двинулась обратно. Ее бледное, удлиненное лицо при голом черепе и общей сильной худобе придавали ей вампирское очарование.
— Не ловушка. Папа мне это все показывал, когда я еще была маленькая.
— Ты и сейчас еще маленькая, — сказал молодой человек. Девушка приблизилась и они, без всяких предварительных движений, слились в тяжелом, длинном поцелуе. Дочь Модеста Михайловича не прерывая поцелуя, высвободила руку из объятия и побежала наощупь пальцами по пульту, подумала немного, выбирая между двумя тумблерами, и решительно щелкнула, изящно изогнув тонкую гибкую кисть. Стена рядом с камином наполнилась сдобным гудением.
— Да, — сказал молодой человек, отрываясь от подруги, — надо работать. Открывай.
Девушка поставила тубус вертикально и тою же самой изящной кистью стала отламывать у него верхушку.
Молодой заинтересованно рассматривал пульт.
Тубус был открыт и из него появился средней длины обрезок арматуры.
Рука молодого человека медленно протянулась к пульту, щелкнул тумблер. Экран после короткого раздумья, осветился.
— Может работать как телевизор, — сказала девушка, вручая другу приготовленное железо. Он взял его в левую руку, правую оставляя для манипуляций с тумблерами.