Виварий
Шрифт:
— Не задирайся, барбос! Россия великая страна, как Америка… Посмотрим через десяток лет, кто будет могущественнее. — Ковбой-Трофим говорил, как перед камерой, потому что долгий и невнятный спор двух самых сильных стран, из которых одна была гораздо сильнее, привычно бередил его русскую душу.
— Величие страны должно умещаться в каждом ее представителе, сэр! — не сдавался бигль. — Даже в собаке!!
— Короче, Фрэт!
— Сейчас. We are now on the bum. [37] Условия содержания лабораторных животных в исследовательских центрах США также отличаются от нашего, как общежитие вьетнамцев, что у рынка на Велозаводской,
37
— Мы живем хуже нищих… (жарг.)
— Не говори красиво! — перебила Лопухина, — у нас мало времени.
— Окей! Сделайте ремонт, сэр. Мы тратим силы, чтобы просто жить в жутких условиях Вивария с вопиющей антисанитарией, отсутствием прививок и едой…, that is just gubbins, [38] что иногда приносят из столовых Цеха…, такой же несъедобной… и загдочной, как страна. Если приведете собачник в порядок у нас прибавит сил и вашим хирургам будет легче не давать нам преспокойно умирать после операций, как сейчас, и смогут они, наконец, ставить хронические опыты — лучшее свидетельство достижения намеченного результата и нормальных условий содержания лабораторных животных… Сэр!
38
…похожей на отбросы (жарг.)
— Попробую выбить деньги на капитальный ремонт, — сказал Ковбой удрученно и задумался, и поглядел на собаку.
— Забудьте про капитальный ремонт и евроремонт, мистер Трофимов.. Половина средств осядет в карманах строителей и заказчика…, и, значит, в ваших… Забуцкайте честную реконструкцию и удивите всех… Зимой приезжает доктор Хьюэ…
— Может быть, поручить Борщеву…? — неуверенно встряла Лопухина.
— To that two-fisted drinker… and butcher…? [39] — удивился Фрэт.
39
— Этому законченному пьянице…, хирургу-неумехе? (жарг.)
— Ты не должен так говорить, — сказала Лопухина. — Когда-то он блистательно оперировал…
— Каким бы ни был в молодости этот джентелмен, отвечать за строительство он не должен, — уперся бигль. — Найдите молодого, честного и непьющего прораба…
Ковбой-Трофим расхохотался, а потом спросил на полном серьезе: — Ты пойдешь, парень?
— У меня другая забота, сэр.
— Какая, если не секрет?
— На ближайшее время — плодить биглей…, а потом — на операционный стол…, как все, под нож неудачника Борщева в очередном эксперименте… или ваших хирургов из клиники.
Глава VI. Эксперимент
— Послушай, собака! Не согласишься ли ты поучаствовать в небольшом эксперименте? — спросила Лопухина, усаживаясь перед Фрэтом.
— Собралась имплантировать мне эмбрион…? Молчишь? Тебе стыдно?
Можешь не отвечать… Где ты его возьмешь? — начал задавать вопросы бигль, демонстрируя приверженность общечеловеческим ценностям.
— В многокамерной матке твоей беременной подружки…, — проигнорировала эпатаж Лопухина.
— Хочешь прооперировать Лорен просто из любопытства, чтоб убить потом неродившегося щенка из моего помета?
— Не забывай: ты еще не священик… и даже не протестант, и уж, конечно, не гугенот, хоть кичишься , как они, что знаешь телефон к Богу, — обиделась Елена и оглянулась
— Но не в криминальной хирургии! И не вспоминай так часто про предназначения… Помнишь, каким было твое, пока не занялась трансплантологией? Одухотворенное лицо, готовность к самопожертвованию ради высоких принципов, ради больных, ради старинного рода своего… Куда все подевалось?
— Та духовность была символом бедности, — остановила его Елена.
— Напрасно в России не считают бедность пороком…, хоть и борются опрометчиво с ней во все времена.. Из-за этого так много бед у нас … Но ты бедно не жила никогда… Даже в самом начале. Теперь же ты просто богата.
— Не забывай: моя родословная круче твоей в семь раз. Ей не требовались генные технологии, чтоб стать лучше. Понял? Только безумному Ленину, а потом Сталину могла прийти в голову изуверская мысль расстреливать этих людей, потому что не из рабочих… и крестьян, и не из служащих, хоть и тех и других тоже стреляли и сажали…, а «благородных кровей», как говорила бабушка, которую не видала никогда… У нее тоже была четвертая группа крови с отрицательным резус-фактором… Лопухины известны еще с Петровских времен… О биглях тогда не знали даже в грязных лондонских предместьях…
— Знали, — сказал Фрэт и стал погружаться в одну из лондонских окраин времен короля Генриха IV, но во-время остановился, вернулся и, поглядев на Лопухину, добавил: — Я люблю тебя не из-за породы… Она в тебе и не чувствуется почти…
— Порода — не только красота… Она — характер. А Ковбой… Он, может, один из самых достойных, хоть беспородный, как большой Пахом с одним глазом, и позволяет иногда втягивать себя в… сомнительную хирургию, как гениальный актер, для которого социальный статус исполняемой роли мало что значит: злодей-убица, либерал, некрофил-рантье или провинциальный интеллигент-самоучка, — продолжала Лопухина. — Постарайся понять, собака, что кругом все тоже криминальное… ну… почти… или совсем: власть, суд, закон, бизнес, средства массовой информации, отношения между людьми, даже секс… Это у вас у собак все просто и не надо ничего скрывать, а у нас, если говоришь то, что думаешь, значит не думаешь.
— Средневековье наступает в каждом веке…
— Да, потому что обратная сторона хорошего — дурное.
— А обратная сторона дурного? Молчишь? Во всех вивариях мира существует негласное правило: не оперировать беременных животных, а тех, что беременными привозят собаколовы — отпускать на волю…
— Фрэт! Ты стал демагогом в России… С Лорен ничего не случится… Обещаю. Ты согласен поучаствовать в опыте?
— I should worry… Let George do it. [40]
40
— Мне до фонаря… Пусть другие займутся этим! (жарг.)
— Фрэт, пожалуйста. Мне не справиться с этой бедой одной…
— Это не беда. Старение Ковбоя — физиологический процесс, естественный и закономерный… Он теряет потенцию, что так беспокоит тебя, но взамен приобретает влияние…
— Фрэт! — В ее голосе было отчаяние. — Не в потенции вовсе дело… Я должна это сделать… Должна!
— Любопытно, почему?
— Не знаю! Наваждение какое-то… Может, из-за себя…, из-за карьеры, любопытства научного, может, потому, что люблю его… или не люблю совсем… и нравится лишь его растущее влияние в Цехе…, Москве…, и не могу с этим совладать…Понимаешь, о чем я? Кроме всего есть странная власть Ковбоя надо мной…, над душой и телом…, не гормональная…, но власть…