Византия
Шрифт:
Это говорил уже Гараиви. Встав, он поворачивал во все стороны изборожденное морщинами лицо, оттененное скуфьей. И ухватившись руками за мощную грудь, прикрытую заплатанной далматикой, он пылко продолжал:
– Я согласен с мыслями доблестного спафария. Он прав. Имя мое Гараиви, я враг Константина V и хорошо знаю юного отрока. Он непорочен и возродит Империю Востока, возвеличив в ней племя славянское, в котором он рожден, и племя эллинское, из которого происходит Евстахия. Евстахия, в которой течет кровь Феодосия, не отвергнет кровь Юстинианову. И народ будет рукоплескать их союзу. Православные будут чтить их потомство, и благословит их Святая Пречистая в лице своего игумена, но не Святая Премудрость, слишком надменная, чтобы смочь воздвигнуть прочную власть Базилевсов!
Неудержимым потоком лилась его речь, в которой он возвещал им теперь учение Гибреаса. Он уносился на крыльях своего семитского воображения, туманившего его мысли, и восхвалял таинственное оружие игумена, о котором никто ничего не знал, ничего не знал и он сам. Слепцы заволновались:
– Неужели вы, которые столько лет нас поддерживали, покинете нас?
Заалело угловатое лицо Аргирия. Он простер руку над головой Евстахии.
– Никогда! Никогда!
– Престол должен принадлежать мне, а не обманщику, не тому Управде!
– Неведомый пришелец!
– Искатель приключений!
– Он прельщает вас, как Ад грешников!
Братья кипели негодованием, убеждая народ в зале.
Все волновались. Раздались возмущенные слова Сепеоса:
– Неведомый пришелец, обманщик! Здесь Солибас! Вы не отвергнете, о, Зеленые, вашего возницу, возница ваш знает об Управде, участвует даже в его заговоре!
Под настороженными взглядами Зеленых поднялся Солибас. Дрожало его красное лицо, обрамленное черной бородой, плотно облегала его тело одежда, расшитая золотом с перевязью зеленого цвета – символа партии. Он заговорил, слегка волнуясь:
– Я, возница вашей партии, о, Зеленые, удостоверяю истину слов Гараиви и Сепеоса. Да! Я участвую в заговоре за Управду и так же, как слушаете сейчас вы, слушали меня многие Зеленые, не менее вас жаждущие биться с Константином V. Я чту племя эллинское. Оно более достойно венца, чем племя Исаврийское, которое царит сейчас в Великом Дворце в лице нечестивого Базилевса. Но я хочу торжества племени эллинского. Эти старцы, пять братьев, которые уже целых сорок лет сковывают ваш пыл, разве смогут они воздвигнуть это торжество, они – люди немощные и дряхлые? Соединяйтесь с Зелеными, которые поддерживают вместе со мной Управду. Не расходуйте ваших сил на попытки, всегда подавляемые слепцами, и сочетайте воедино притязания наследницы их, эллинки Евстахии, с притязаниями славянина Управды. И Зеленые, которые следуют за мной, будут бороться вместе с вами, в рядах ваших будут биться спафарии, которых увлек Сепеос, и православные, поклонники учения Святой Пречистой, и народ византийский, враждебный порочным Базилевсам. За вас поборется еще на Ипподроме возница ваш Солибас и стяжает новые серебряные венцы, и, победив Голубых, всех Голубых, понесете вы его на своих плечах!
Зеленых волновал его голос, от которого веяло борьбой. Как часто рукоплескали они ему, как часто выносили его со скачек на своих плечах под пение гимна Акафиста. Он воспламенился. Живо восстали в памяти его внушения игумена, в беседах своих обсуждавшего союз Евстахии и Управды. Как-то игумен посоветовал ему посетить одно из собраний Зеленых у слепцов, и вместе с Сепеосом и Гараиви призвать их к борьбе за престол в пользу обоих детей.
Заговор как бы обрастал силой, деньгами и вождями. Он объединил Зеленых, теперь уже готовых с оружием в руках напасть на Самодержца Константина V.
На Солибаса устремлены были пытливые взоры. Но не бесплодно ли надеяться на слепцов, подстрекать их, бороться для них за престол Базилевса, которого, отстраняя остальных, исключительно для себя жаждал каждый из пяти братьев. И Зеленые вспоминали их распри, пререкания, их взаимное недоверие, ненасытное честолюбие. Вспоминали безумие братьев, ущербность их помраченного мозга, недоступного согласию и братской дружбе. Евстахия сейчас подрастает, – разве пристало ей вечно быть безучастной игрушкой этих жертв Филиппика, которые скорее умрут, чем отрекутся в ее пользу, хотя она воплощает надежду, юность, девственность, а они – старческую дряхлость и бессилие?
Имя Управды было знакомо им. Они слышали о нем ранее от Зеленых, которые следовали за Солибасом. Вопрос казался исчерпанным. Решение, принесенное Солибасом вместе с Гараиви и Сепеосом, радовало их. Они заметили блеск одобрения в глазах Евстахии, и это подкрепило их уверенность, что они не изменяют делу крови эллинской, так как торжество этой именно крови будет целью объединенного восстания. И не обращая больше внимания на слепцов, разъяренных своим одиночеством, они окружили возницу, лодочника и спафария.
__ Мужи доблестные и отменные! Вы знаете, конечно, этого Управду, которого мы возведем на престол Базилевса, чтобы через Евстахию, которая соединится с ним, вступило потомство Феодосия в Великий Дворец.
Так восклицали Зеленые. В пылу боевого усердия, один из них сжал даже кулаки, закрыл глаза.
– Мы будем рукоплескать Управде, так как победим с ним Голубых, и Солибас стяжает достаточно серебряных венцов, чтобы несли его Зеленые на плечах!
Кипели негодованием слепцы:
– Уходите! Покидайте нас для этого Управды! Нашего золота, Зеленые, нашего дворца не видать больше вашим вождям. Мы сможем покорить Империю и без вас!
Они удалились в сопровождении встревоженных слуг, тучных евнухов, глухонемых, ничего не говоривших и не слышавших, одетых однообразно в зеленые тоги под цвет мозаики стен. И Иоанникий, обернувшись, произнес суровым голосом, вытянув в пространство отягченную ларцом руку:
– Они обманывают вас: Сепеос и Гараиви, и ваш возница Солибас, да, обманывают, и вы убедитесь скоро в этом. Мы отстраняемся от вас!
Не выпуская из рук глобусов и ларцов, слепцы осыпали друг друга жгучими упреками в одной из смежных зал. Безмолвно увели Евстахию слуги в зеленых одеяниях, и очарованная возвещенным, она улыбалась и кланялась. Часто доводилось ей присутствовать на собраниях Зеленых, на которых обсуждались замыслы восстания, но слепцы всегда мешали заговорщикам, полные взаимной ревности и недоверия. В глазах ее собрания эти превратились в обряд, который приходилось исполнять на пути к достижению венца Империи. Она знала, что отец отца ее, Аргирий, предполагал передать после себя венец этот ей, минуя братьев.
– Ты слышал? – прошептала она согбенному старцу, поспешившему раздвинуть перед Сепеосом и Гараиви завесу, закрывавшую угловой выход. – Есть Управда в Византии, и он станет Базилевсом. Гибреас, по совету которого я ношу всегда жезл в виде драгоценной красной лилии, внушил мне, что я буду его супругой. Я повлияю на Зеленых, и они помогут мне.
Ее природное честолюбие прониклось чистой надеждой внедрить православие, как проповедовал его Гибреас в часто посещаемом ею монастырском храме, и в брачном союзе этом ей мерещилось нечто в высшей степени вдохновенное: некое господство родного ей племени эллинского и племени славянского, неисчислимые полки которого стекались к границам Империи. Оба народа эти покорят вселенную. Дети детей их будут царствовать в Византии под сенью Теоса, Иисуса и Приснодевы, и отныне законом для народов трех материков сделаются повеления, исшедшие из Великого Дворца, в котором воцарятся она и будущий супруг ее.