Византийский айфон
Шрифт:
«Как тебя зовут?»
«Кирилл? А вас?»
«Константин», — ответил он.
Вдруг император коротко перекрестился и, к моему ужасу, разбежавшись, вышиб дверь и вылетел наружу в солнечный прямоугольник. Я оказался один в коридоре — между темным прямоугольником уходящего вниз коридора и солнечным — дверного проёма. За обеими были убийцы — невидимые в темноте или на ослепительном свету. Оглядываясь и прислушиваясь к происходящему снаружи, я пошёл за императором. Император стоял, озираясь метрах в десяти. На него никто не нападал. По мере того, как глаза привыкали, стало видно, что мы одни на залитой ослепительно белым солнцем площадке. Воздух вокруг нас, казалось, был пропитан смертью.
39
Осмотревшись,
Пока я соображал, куда бы нам было безопаснее всего скрыться, император решительно двинулся к главному входу в громаду собора. Мы пробрались через разбросанные перед входом расплющенные бревна и куски колонн, видимо, перепробованные в качестве таранов. Парадные двери, покрытые позеленевшими барельефами, были выломаны и валялись на полу. Ничто не помешало нам войти в собор прямо через главный вход. Император, с мечом наготове — и я за ним — осторожно вступили в собор.
Казалось, мы вошли в исполинскую драгоценную шкатулку. В разгар солнечного полудня собор изнутри был наполнен золотым блеском — гигантские золотые дуги куполов и арок величаво пересекались в сложной гармонии, покрытые золотой мозаикой стены блистали в лучах солнца, проникавших через бойницы.
На первый взгляд исполинский собор был пуст. В отдалении ходили небольшие группы солдат в кирасах и в высоких колпаках, нелепо заломленных назад. «Giannizzero», — снова произнёс это слово император. Теперь я понял его значение — раньше я принимал его за итальянское ругательство — оно означало: «Янычары». Перед нами были знаменитые безжалостные янычары.
Хоть трупов почти не было видно, следы страшной резни, произошедшей в соборе, были повсюду: в гулкой тишине почти пустого собора мои ботинки и сапоги императора оглушительно скрипели, прилипая к полу, липкому от крови.
Я сделал императору знак, чтобы скорее бежать из этого места. Но глаза императора были прикованы к чему-то в центре собора. Я тоже пригляделся, и мне стало ясно отсутствие мертвых тел на окровавленном полу и страшный смысл того, что делали янычары. Множество жертва избиения в соборе не лежали теперь посреди собора, а были аккуратно прибраны: янычары, очищая центр зала, торопливо сгребали тела в кучи вокруг колонн, отделявших центральный зал от окаймляющих его галерей. У одной из центральных зеленоватых колонн образовался гигантский "муравейник" из жертв резни, доходящий до середины колонны. Часть людей была еще жива, и муравейник ужасающе шевелился, источая стоны и кровяной пар, светившийся на солнце, как коллективный нимб.
Это было ужасно, но надо было думать не о мертвых, а о живых, и я чуть не выругался вслух, когда стало ясно, что император стремится к муравейнику. Мне было ясно, что это верная смерть, но я боялся остаться один.
Императора влекло к муравейнику, где, возможно, лежали его близкие и друзья. Мы стали красться, огибая зал по левой галерее, прячась за рядами тёмно-красных колонн. Янычары, чем-то занятые вдалеке, нас не замечали. И когда мы подкрались к центральному муравейнику, император, почти не скрываясь, обходил возвышающуюся кучу тел, жадно всматриваясь в лица убитых. Пару раз он бросался к кому-то по ошибке. Только один раз он увидел среди убитых дальнего знакомого — но императора отделяло от несчастного много тел, и он ограничился тем, что перекрестил узнанного старика.
40
Вдруг где-то в воздушной массе собора зародился пронзительный звук — резкий, как будто жалующийся, голос. Через секунду я узнал голос Аркадия, я разобрал слово: «Василефс!» Старик сумел нас найти.
Крик Аркадия прокатился под сводами, в гулком зале я не сразу обнаружил, откуда именно он кричит. Старик оказался совсем близко: он семенил к «муравейнику» прямо через зал. Аркадий был не один: за его нескладной фигуркой возвышалась фигура огромного янычара. Аркадий указывал ему в нашу сторону и, чуть не подталкивал янычара, видимо, плохо понимающего, на какое дело он согласился. Солдат сжимал в руке, Зульфакар, видимо, полученный в качестве аванса.
Я оглянулся на императора, он и не думал скрываться, не обращая внимание на новую опасность, он задумчиво обходил груду тел. Вдруг янычар, который уже грозно всматривался в нашу сторону, остановился и прислушался. Я тоже услышал барабанный бой в отдалении. Аркадий ничего не заметил и продолжал приближаться. Янычар уже смотрел не в нашу сторону, он оглядывался и прислушивался к тому, что делалось за стенами собора. Барабаны звучали всё громче, они, казалось, вынуждали янычара на что-то решиться. Решение, которое он, наконец, принял было ужасно для Аркадия. Усатый детина в колпаке в два шага догнал Аркадия со спины и взмахнул Зульфакаром. С знакомым свистом сдвоенные клинки широко разошлись во время удара. Они с двух сторон врезались в шею Аркадия и, срубив шею, лязгнув сошлись под кадыком.
Обезглавленный Аркадий осел у ног своего убийцы. Покрытая перстнями рука его всё ещё указывала на императора. Голова старика, которую ужасное оружие вырубило из туловища углом, падая, на мгновение повисла на кровавом лоскуте плоти, затем с упругим звуком упала и покатилась, подскакивая, по истертым каменным плитам. Счистив с дымящихся клинков застрявший кусок уха, янычар деловито удалился. Собор совершенно опустел. В огромном священном здании, где мы оказались наедине с горой трупов, стало очень тихо — лишь вдалеке звучали барабаны. Труп Аркадия беззвучно свалился набок. Что-то звякнуло о пол — из-за пазухи выпал так не пригодившийся Аркадию айфон.
41
Барабаны стали звучать все ближе, послышался цокот копыт — стало ясно, что приближается кто-то важный.
Бежать было поздно, я бесцеремонно толкнул императора на трупы и сам лег рядом.
Я увидел, как в двери зала въехал черный конь — раза в два выше обычного. В пустом соборе звук копыт по каменному полу оглушал. С того места, где мы лежали не было видно всадника, казалось на коне никто не сидит. “Sultano,” — тихо проговорил император. Осторожно объехав валявшиеся двери, чёрный монстр помедлил, но понукаемый невидимым всадником, испуганно дыша и фыркая, двинулся прямо на нас, объезжая низко висящие обручи подсвечников.
Подъехав к «муравейнику» испуганный мертвецами конь оглушительно заржал. Какое-то время конь сопротивлялся понукавшему его всаднику, но затем, опустив морду и сотрясаемый дрожью, стал взбираться на груду трупов. Он неуверенно ступал по трупам, проваливаясь и высвобождая ноги, каждый раз угрожая раздавить нас с императором. Ноздри коня были так близко, что меня обожгло его горячее дыхание. Затем, перед моими глазами прошли подошва сапога всадника и гениталии коня. Конь продолжал взбираться по трупам. Вдруг я почувствовал страшную боль в ноге и вскрикнул. Конь заржал и покачнулся. Султан яростно дал коню шенкелей. Чтобы удержаться, он изогнулся и на мгновение упёрся рукой в колонну: на розовом мраморе остался тёмный отпечаток пятерни.