Визионер: Бег за тенью
Шрифт:
Таких совпадений не бывает.
Теперь осторожно. Не спугнуть.
Сыщик встал напротив секретаря. Наклонился над столом. Зловеще навис над испуганным человечком и, глядя в глаза и тщательно выговаривая каждое слово, угрожающе спросил:
— КТО, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ЭТО ПРИДУМАЛ???
* * *
— Ох, и напугали вы меня, Дмитрий Александрович! Аж сердце подпрыгнуло. Пощадите, милсударь, у меня здоровье и так слабое. Ну и методы у вас, — спустя минуту секретарь всё ещё вытирал платком вспотевшую лысину и нервно пил воду из стакана.
—
— Помилуйте, бог с вами. Я человек маленький, моё дело бумаги заполнять. Я и ведать не ведал, что наше объединение может заинтересовать полицию, а тем более Убийственный отдел.
— Убойный. Ладно, давайте к делу. Когда принималось решение выпустить календарь?
— Комитет, управляющий обществом, заседает раз в месяц. Календарь, стало быть, мы начали готовить заранее, в августе. С темой-то сразу определились — у нас все мужчины, ну, вы понимаете. А вот с выбором портретов спор возник. И какой! Два часа бились, препирались. Не могли прийти к единому мнению.
— Но кто-то в итоге выбрал? Председатель?
— Что вы, у нас демократия. Решили тайным голосованием. Поскольку членов комитета как раз двенадцать человек, каждый по одной и выбрал.
— И ни у кого предпочтения не совпали?
— К тому времени уже стало понятно, кто к чему склоняется, так что нет. Бог миловал, и так полдня прозаседали.
— То есть, кто именно за кого голосовал — узнать уже невозможно.
— Боюсь, что нет.
— Кто курировал печать, вы?
— Нет, у нас есть подопечный, студент училища Анисим Самокрасов, очень талантливый юноша. Он занимался подбором репродукций и следил, чтобы календари изготовили вовремя.
— Сколько напечатано экземпляров?
— Пятьсот штук.
— Раздали, видимо, почти всё. И кому именно — вы наверняка не знаете.
— Отчего же, — Попышев возмущённо надул и без того пухлые щёки. — Представьте себе, знаю. Вы видели парадную залу? Каждый год в середине декабря мы устраиваем там большой приём. Вот на прошлом рауте и раздали. Список гостей, наверное, попросите? Так у меня есть.
— Это облегчает задачу. Когда следующее заседание вашего комитета?
— Двадцатого марта.
— Известите учредителей, что я тоже посещу собрание. Из уважения к их регалиям я не буду вызывать каждого на допрос, но сообщить о происшествии обязан.
Из здания общества Митя выходил со стопкой бумаг. Час от часу не легче. Ну, почему, скажите на милость, в деле фигурируют не пьяные извозчики, не проигравшиеся драчуны, не обычная московская шпана? Двенадцать членов комитета — сплошь именитые художники, щедрые меценаты, видные искусствоведы. Пятьсот гостей большого приёма — вторая головная боль. Чиновники, купцы, дворяне, живописцы, коллекционеры. Аристократы и богема, чёрт их раздери. Все — люди с образцовой репутацией и приличными манерами. И где-то среди них есть чёрная овца. Или, скорее, волк.
Пинкертону и не снилось такое. Холмсу, пожалуй, тоже. Хорошо быть героем
С другой стороны, ну и бог с этими титулами и званиями. Убийства и среди знати происходят. Аристократы — тоже люди. Со своими слабостями и недостатками. Не небожители. Просто этот преступник оказался чуть умнее. Но неужели умнее всей полиции Москвы? Ха, это мы ещё посмотрим.
С такими размышлениями Митя возвращался в здание Сыскной полиции. И всё же великодушно сгрузил список гостей на Вишневского, решив начать с «талантливого юноши» Самокрасова.
Подопечный художественного общества отыскался в натурном классе Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Митя не раз, проходя мимо, обращал внимание на это нетипичное здание на углу Мясницкой и Юшкова переулка. Особняк буквально выпирал на перекрёсток округлым «животом» огромного балкона с монументальной колоннадой. Изнутри дом выглядел не менее основательным и богатым, хоть и пустынным. Видимо, урочное время, все на занятиях.
Студент Самокрасов увлечённо рисовал и появлению сыщика явно не обрадовался. Выглядел он именно так, как, по мнению Мити, и должен смотреться начинающий художник. Высокий, худой до измождённости, бледное лицо, встрёпанные чёрные волосы, простая рубашка и фартук, заляпанные краской.
— Руки не подам, сами видите, — студент повернул к посетителю испачканную узкую ладонь с длинными пальцами. — Чем могу служить?
Глаза у Самокрасова были красноватые и воспалённые. Не выспался?
Митя объяснил цель визита.
— Заурядная рутина, — пожал плечами Анисим. — Собрал, отвёз, проследил, забрал готовые. Я и прошлый календарь тоже помогал делать. Всё, как обычно. В девятнадцатом году были натюрморты, в двадцатом — женские портреты. Издательство Сытина их печатало, как и раньше.
— Удивительно, что простому студенту доверяют такое ответственное дело.
— Я лучший, — Самокрасов сверкнул глазами. — Заслужил. Думаете, это легко? Седьмой год, изо дня в день, только и доказываю, что могу и достоин.
— Седьмой? Сколько же лет тут надо учиться?
— Художникам — восемь, архитекторам — десять. Конкурс огромный, а вылететь можно в два счёта. Тем более, таким, как я — без связей и протекции.
— Ну, тут вы лукавите, Анисим. Общество вон для вас стипендию выбило, поддерживает всячески.
— Да, на пятом курсе только. Но я всё равно благодарен. Они и место помощника преподавателя мне выхлопотали. Копеечка, как говорится, а рубль бережёт.
— Нуждаетесь в деньгах?
— А кто не нуждается? — Анисим удивлённо уставился на сыщика. — Вы разве студентом не были? Кручусь, как могу. Художник может быть голодным, но протягивать ноги от голода — увольте. Я ещё стану известным, вот увидите.