Визионер: Бег за тенью
Шрифт:
— Я понимаю, — вздохнула Соня. — В последнее время у него постоянно дела.
— Мне жаль, — посочувствовал в трубку Вишневский. — Увы, Софья, обстановка в Москве сейчас крайне неспокойная, в Сыскную полицию поступает много заявлений от граждан. Криминальный фон крайне высок вследствие эпатажных заявлений прессы. Работаем, можно сказать, в авральном режиме.
Официальный ровный тон Вишневского подействовал на удивление успокаивающе. Соне даже стало немного совестно. У людей там куча серьёзных занятий, а она со своими глупыми переживаниями лезет.
—
— Да. Передайте, пожалуйста, что я… — Соня на секунду запнулась, — Что я сдала литературу на «отлично». Это всё. Спасибо.
* * *
Очередное «мистическое» убийство случилось в доходном доме на Малой Якиманке. Уже пятое за месяц. Прямо поветрие какое-то. Ревнивый муж заподозрил супругу в ведьмовстве, придушил в разгар ссоры, после чего сам вызвал полицию.
— Родинку, родинку видите? — пытался размахивать задержанный руками в наручниках, указывая на лежащее на полу тело. — А не было! Говорю же, ведьмой стала! Родинка — верный знак!
— Это мушка, — Горбунов нагнулся над темноволосой женщиной. — Ненастоящая родинка. Приклеенная.
— Врёте! Вы с ней сговорились! А ворон? Чёрный ворон весь день за окном сидит! Зыркает глазом! Ворон — это верный знак! Смерти знак!
Семён флегматично покосился в сторону окна:
— Это голубь. Сизый. И у него, кажется, крыло сломано.
Задержанный недоверчиво мотнул головой и переключился на Самарина:
— А вы? Вы с ней заодно, да? Глаз у вас бесовской. Зелёный. Зелёный! Окружили, окружили демоны…
Мужчина принялся раскачиваться на стуле, подвывая.
— Семён, — Митя понял, что ему надоел этот цирк. — Звони-ка на «Канатчикову дачу». Кажется, это их клиент. У нас всё равно арестантские переполнены.
Мощные санитары из Дома умалишённых (а иных в это заведение не берут) прибыли быстро. Задержанный при виде двух молодцов в белых халатах расслабился и заулыбался:
— Ангелы! Ангелы явились ко мне божьей благодатью! От бесов спасти!
— Они самые, — один из санитаров моментально оценил обстановку. — Спасать тебя пришли, горемычный ты наш. Сейчас вот бесы наручники снимут, а мы тебе ангельскую хламиду наденем. Белую, красивую. Нравится? Пойдёшь с нами ангелом работать? — медбрат развернул в руках смирительную рубашку.
— Пойду, пойду! — быстро закивал головой задержанный. — Ангелом буду!
— Вот и славно, вот и хорошо, — второй санитар ловко надел на мужика рубашку, обмотал длинные «хвосты» рукавов вокруг талии и крепко затянул на спине.
— А руки-то пошто повязали? — заволновался вдруг новый «ангел».
— Так это… Сейчас крылья резаться начнут. Чтоб не расчесал, значит.
— А-а… крылья. Это хорошо.
Новый пациент «Канатчиковой дачи» безропотно дал увести себя на улицу.
— П…ц! — резюмировал задержавшийся второй санитар. — Третий за день! У нас уже палаты переполнены, в коридорах приходится класть.
— Арестантские тоже забиты под завязку, — поделился Митя.
— Ясно. Всеобщее помешательство. Странно, что в мае. У нас пик обычно на
— Май — месяц маетный. Вот и маются все. От жары, видать, — заметил Семён.
— Скорей бы закончился уже. Неделя осталась. Ну, бывайте, служивые. Удачи, — санитар ушёл.
Через полчаса Дмитрий с Семёном тоже вышли на улицу. Труп «ведьмы» как раз увозили в катафалке, а вот служебного автомобиля возле подъезда не обнаружилось.
— А забрали его, — сообщил уличный городовой. — В Подколокольном большая драка — институтские против хитровских. — Но вам сказали не приезжать, сами управятся.
— Пройдёмся пешком, тут недалеко, — решил Дмитрий.
Горбунов вздохнул, но возражать не стал.
— Действительно массовое помешательство какое-то, — Митя замедлил шаг, пытаясь приноровиться к неторопливой походке сотрудника. — Ты когда-нибудь видел такое?
— Видел. Лет тридцать назад. Когда марксисты воду мутили. Вот примерно так же было. Молодёжь по улицам шлялась. Глаза безумные, с оружием, кричат. Кражи, грабежи, драки… Ну, тогда быстро все пресекли, не церемонились, как сейчас.
— Дума третий день заседает. Обсуждают свободу печати. Спорят, не пора ли её ограничить.
— Давно пора. А то, ишь, анархию развели. Надеюсь, гласные с этим непотребством покончат.
— Сейчас даже я готов с ними согласиться, — признал Дмитрий.
Некоторое время шли молча. Очередной поворот открыл взглядам обоих удивительную картину — толпу нарядно одетых барышень возле церкви.
— Это ещё что? — удивился Митя. — Гимназистки что ли? Пришли помолиться святому Тирусу перед экзаменами?
— Если бы, — поморщился Семён. — Церква святого Орхуса. Дары магу смерти они принесли. «Невесты». Так они себя называют. Каждая считает, что она избранная и достойна бессмертия.
— Что за бред? Они газет, что ли, начитались?
— Не без того. Сам же видел. А у них натура впечатлительная. Вот и ринулись все. За этой, как её… романтикой.
— Сумасшедший дом.
К Орхусу обычно ходят старушки и вдовы — помолиться за тех, кто покинул этот мир. А тут такой внезапный… праздник красоты и молодости. Барышни выглядели взволнованными и возбуждёнными. Большинство держало в руках горшки с засохшими цветами, некоторые принесли сломанные часы и разбитую посуду, другие прижимали к груди свёртки с пеплом и угольками. Орхусу принято дарить то, что мертво или не подлежит восстановлению.
На входе человек в длинной рубахе алтарника придирчиво осматривал дары.
— Что у вас в коробке? Открывайте! Что это?
— В…оробей, — заикаясь ответила очередная барышня.
— Вы с ума сошли? Какой воробей! Объявление читайте! Русским языком же написано!
Служитель ткнул рукой на большой, явно новодельный плакат: «Убедительная просьба к прихожанам! Не оставлять в качестве подношений мёртвых животных! Насекомые допускаются. Подношения должны быть в чистой таре и добыты честным путём. Спасибо за понимание. Благословит вас Жизус. Администрация Храма св. Орхуса».