Визит – 14
Шрифт:
…Все в Америке были отрясены случившейся трагедией. Из многочисленного населения города уцелело едва несколько сот человек, а крупнейшие военные заводы были стёрты с лица земли. Едва утих шум в прессе, а конгрессмены организовали комиссии по расследованию, как грянула новая трагедия – вспыхнули нефтяные вышки в Техасе… Опять сотни жертв, полное разрушение, неисчислимые убытки… Следующая катастрофа грянула в Бостоне. Великий Бостонский пожар, как его назвали по аналогии с чаепитием восемнадцатого века, унёс почти полмиллиона жертв, сгорели все промышленные предприятия. Но и это оказалось только началом. Следующим оказались заводы Вестингауза, потом Чикагские бойни, затем – Детройтские сталеплавильные. Искали поджигателей, диверсантов, кого угодно. Разъярённые толпы линчевали пойманного с бутылкой керосина мирного обывателя, хотевшего
Глава 18.
Мы сидим в мягких креслах на смотровой веранде тайного военного полигона в суровой сибирской тайге. Я и Вилли, примчавшийся из Берлина. Тесла и компания, как мы называем его гениев, собранных со всего мира, сегодня продемонстрируют нам что-то интересное. Во всяком случае, Никола обещал нам нечто невероятное… Вильгельм делает крошечный глоток кофе, ставит чашку на столик. Подмигивает мне глазом. Ему нелегко. Это тело уже стареет. Пятьдесят четыре года уже. Хотя и не очень заметно. Его супруга уже совсем плоха. Болеет. Но что поделать, время, оно течёт мимо, никого и ничего не жалея. Мой младший сын, которому уже семь лет, затянутый в мундир Семёновского Лейб-Гвардейского полка смотрит суровым, не по детски взглядом. Позади него – его личный отряд: Будённый, Ворошилов, Фрунзе, Карбышев, Черняховский, Рокоссовский, Ефремов… Все будущие полководцы. Они ещё дети, одни чуть младше, другие – чуть старше. Мы долго колебались, стоит ли забирать их у родителей, но потом всё таки решились. Под наблюдением строгих учителей, которые дадут самое лучшее военное образование, их таланты расцветут пышным цветом. А особенно, если учесть, что половину года они учатся в России, а вторую – в Германии, и некоторые предметы преподаём лично мы с Вильгельмом, плюс задачки по тактике и стратегии, то, думаю, что лучше них в мире не будет офицеров. Этим ребятам прямая дорога в дворянство, в самую наиэлитнейшую элиту будущего. У Вилли, как я знаю, тоже такая команда гениев есть, Паулюс, Манштейн, Геринг, Рихтгофены, фон Браухич, Роммель… А ещё – личный стипендиат Кайзера и Русского Императора Адольф Гитлер, очень многообещающий студент Русской Художественной Академии. С ним была вообще отдельная история. Мы ещё раньше, когда всё вскрылось между нами, решили его не ликвидировать, как горячие головы предлагали в нашем прошлом, для это места – будущем, а просто дать расцвести его талантам художника. Поскольку, чего бы там не говорили, а рука у него твёрдая была, и талантом не обижен… Словом, во время очередного дружеского визита в Берлин мы проехали до Вены. Благо, много времени это на заняло, всего то три часа на 'цеппелине'… Господа профессора чуть с ума не сошли, когда мы заявились прямо в приёмный зал Академии. А там – толпа народа, соискатели. Тут то мы его и углядели. Худой, нескладный подросток с глазами навыкате. Одет скромно, ещё штопка видна на рукаве, и держит в руках папку с рисунками. Экзамены пришёл сдавать. Этюды, эскизы… Словом, все по струнке стоят. Ну, Вилли, он парень у нас резкий, идёт к столу, где сидят господа члены приёмной комиссии. И вижу я, что начинает у него ус дёргаться. Значит, что-то разозлился мой друг Кайзер. Я – за ним. Мать моя женщина! Да там… Короче, известно кто. Но перед нами навытяжку, а потом в поклоне склонились. Ну, Вильгельм смотрит, кучка картин в двух стопках, и спрашивает:
– Уважаемые господа профессора, не поясните ли мне, что сие значит?
А я вижу, что самого просто корёжит. Ну, не переносит он безродное племя… А самый главный, лысый, в пенсне, и рад стараться, лебезит, значит:
– Это, Ваше Величество, экзаменационные работы кандидатов. Слева – те, что не прошли. Отсеяны сразу. А справа – мы ещё будем смотреть на специальной комиссии.
– Понятно,
– Но, как, ваше Кайзерство? Это же только студенты! У них нет ещё поставленной руки, академического обучения, никак не желательно.
– Э, господа, Его Величество Николай Второй тонкий знаток искусств, он всегда говорил, что настоящий талант узнаётся сразу…
А ту и я подошёл. Поближе. Короче, как профессора не вертелись, а пришлось… Глянул я на первую, и рот открыл – какие то кляксы, квадраты, кубики… На второй вообще полосы. Только звёзд не хватает. На третьей… Что-то такое, то ли человек, то ли обезьяна… Словом, детская загадка из будущего: восьмиглазый пятигрудый семичленистый девятиног. Да ещё на оранжевом фоне… Открываю рот:
– Э… Господа профессора, если я правильно понял, создателей вот ЭТОГО вы отобрали для обучения в Академии?
– Но это же гениально, Ваше Величество! Нетривиальное видение мира! Новое слово в искусстве! Потрясающе, великолепно!
И так с жалостью на меня смотрят, мол, не понимаешь, ты, азиат, высокого в творчестве… А я, в свою очередь на них, как на убогих гляжу. Молча. Тут до них доходит начало, что что-то не так… Анекдот про лошадку уже настолько избит, думаю, не буду плагиатором. Сделаем по другому.
– Я слышал, господа профессора, что великий Караваджо написал портрет вельможи за десять минут. Углём. А поскольку Венская Академия Художеств известна по всему миру, то я УВЕРЕН, что и преподаватели её НЕ УСТУПЯТ в мастерстве гениям прошлого. А посему, господин Председатель, предлагаю вам…-достаю из кармана луковицу Брегета, – взять в руки карандаш, лист бумаги и нарисовать меня. В смысле – Его Величество Императора Всероссийского. Время пошло…
И, в свою очередь подмигиваю Вилли. А тот уже и сдержаться не может, улыбка до ушей. Надо было видеть этого 'прохфессора'! В начале то надулся, как индюк, когда я их с Караваджо сравнил, а как услышал повеление – так вначале побледнел, потом позеленел, а потом и вообще – сдулся, пятнами пошёл… И не исполнить нельзя повеление – всё таки государь, хоть и соседней державы. И если заказчику не понравится – оскорбление Высочайшей персоны действием…
– Ва-ва-ваше Величество, смею ли я, как можно? Мне по чину не положено…
– Хм. Я, вообще то в этих делах либерален. Если мещанин Суриков мою персону рисовать может, то почему же профессор Венской Академии художеств этого не достоин?
Всё! Спёкся, братец. На колени рухнул, заревел, словно его режут:
– Простите, Ваше Величество, не могу, не умею…
Тут уж Вилли не сдержался, и тресь ему по заднице свои знаменитым сапогом!
– Катись отсюда, ублюдок! А твоему Императору я сегодня сам лично доложу, на аудиенции. Мы после Академии как раз к нему едем, по делу…
Профессора словно ветром сдуло, только воздух испорченный остался. А я так осмотрелся – гляжу, все по стеночкам стоят, трясутся, чтобы их не заметили. Ну, я пальчиком Адика и поманил.
– Молодой человек, подойдите ко мне, пожалуйста.
Тот опешил, потом решился, на негнущихся ногах подошёл.
– Позвольте вашу папочку, молодой человек?
Тот вообще, руки затряслись, чуть не выронил, но я её успел подхватить. Открываю, смотрю… Потом достал один эстамп, с водопадом, и народу показываю.
– Вот как рисовать нужно! Это – ИСКУССТВО! С Большой Буквы!
Поворачиваюсь опять к нему:
– Ваше имя, молодой человек?
Тот раз, вытянулся по струнке:
– Адольф Гитлер, Ваше Императорское Величество!
– Ну-ну, не тянитесь молодой человек. Как я вижу, вы пришли поступать в Академию?
– Да, Ваше Императорское Величество. Так точно.
– Ну что вы, господин Гитлер… Судя по отобранным этими господами произведениям, вам здесь НИЧЕГО не светит.
Парень сразу поник, голову опустил, а я продолжаю.
– Но, откровенно говоря, а даже РАД этому. Что вы не поступите сюда. Поскольку, как я вижу, ваш ТАЛАНТ будет здесь безнадёжно испорчен. И поэтому предлагаю вам, господин Гитлер, свою личную стипендию и обучение в Петербургской Академии Художеств по руководством профессора Сурикова. Вы – согласны?
У того и челюсть отвисла от изумления! Даже и ответить не может. Потом головой кивнул в знак согласия. Только через пару минут смог выдавить:
– Конечно, Ваше Императорское Величество, согласен! Я даже мечтать о таком не смел…