Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах
Шрифт:
– Не моги чепляться к нему.
– Пошто?!
– Цыц, ублюдок!
Люди по обеим сторонам камер онемели. После непродолжительной паузы Косолапый объявил:
– Это его благородие князь Мытищин Григорий Юрьевич.
Григорий сидел в прежней позе. Не повел и бровью. Он и ничего не слышал. Он толком видимо и не понимал, где находится. Вскоре он лег на топчан и, не двигаясь, пролежал часа два. На спящего князя ходила смотреть вся камера. А он лежал ни разу не почесавшись, хотя даже по щеке ползали два вздувшихся от крови клопа. Потом он встал
Клопиных укусов Григорий не чувствовал. Его занимала одна мысль, как бы здесь, среди чужих, отталкивающих всем своим видом субъектов, с ним не случился припадок.
Так странно, непонятно для окружающих, он вел себя вплоть до дня своего освобождения. Ключи свободы звякнули для него утром третьего дня…
Несколько раз на его пути становились посыльные Косолапова, предлагавшие ему прилечь. Наконец к нему подошел сам вожак.
– Прилег бы, ваше благородие, – сочувственно заглядывая в воспаленные глаза Григория, попросил он. – Ить усю ночь не спамши.
– Весьма признателен… не могу я…
– Воля ваша, – сказал вожак и больше к Мытищину никто не подходил.
Где-то к вечеру Косолапова подозвал надзиратель, воровато вручая ему записку с воли. Прочитав ее, он невольно встрепенулся и, мельком взглянув на Мытищина, вновь уставился на написанное. Потом и он, как Григорий, заметался вдоль решетки, усиленно о чем-то размышляя и крыл матом всех, кто пытался выведать что случилось. Наконец, придя к какому-то решению, он взял под руку Григория и тихо сказал:
– Разговор есть, ваше благородие.
– Говори.
– Пойдем к свету.
Уже там он протянул полученную записку.
– Читай. Не боись.
Григорий усмехнулся. «Косолапушка, – читал он, – у твоей блоховке отсиживает зловредна личность, княжеский пащенок Гришка Мытищин. Ужо небось знаш. Коль его к завтрему вынесуть вперед ногами плачу 500 рублев и ослобоняю тебя. А захочешь больше отвалю больше. Ярофей».
Ни одни мускул не дрогнул на лице Григория. Он прочел записку еще и еще раз.
– Ничего не пойму, – наконец вымолвил Мытищин. – Голова, как чугунок. Болен я. Понимаешь?..
Вожак кивнул.
– Кто такой Косолапый?
– Я.
Григорий что-то буркнул, отдал записку и снова стал мерить шагами длину клетки. Мысли тяжелыми булыжниками ворочались в его голове. Он чувствовал, в этой записке есть что-то полезное для него. А что, ни определить, ни сформулировать никак не мог… Он скрипнул зубами и, заставляя себя сосредоточиться, обзывал себя последними словами… «Думай, идиот, думай…» и он ее поймал.
Такая простая. Такая спасительная.
Косолапый сидел на том же месте. Григорий подсел к нему.
– Как ты с ним? – показал он на надзирателя.
– Нашенский.
– Дай ему четвертак, – Григорий сунул ему смятую кредитку.
– Это лишку.
– Если есть меньше – дай. Остальное возьми себе.
– Нет, барин. Январек за беспокойство, на ночь глядя, башку мне оторвет.
– Не бойся, – этот раз стал успокаивать его Григорий. – Как узнает от меня, еще другом станет тебе.
– Воля ваша… Однако ж, от твоего имени, барин.
– От моего… От моего.
Варжецов вошел в тюрьму по-хозяйски. Все жулье по обеим сторонам прильнуло к решеткам.
– Здорово живете, братва, – по-отечески улыбаясь, поприветствовал он.
С ним здоровались подобострастно, величая по имени и отчеству. Потом одним небрежным движением руки прекратив шум, попросил пыжившегося от удовольствия служителя, открыть дверь в ту половину, где сидел Мытищин.
– Как поживаешь Григорий Юрьевич? Дела твои, что ты мне наказал, как по маслицу катятся.
Пожав друг другу руки, они отошли в сторонку и долго шептались. Варжецов явно довольный потирал руки.
– Косолапый! – наконец позвал он. – Где ты там черная душенька моя?
Осклабившись, вожак подошел вплотную к решетке.
– А ну, дай!
Прочитав записку, он радостно воскликнул:
– Эва, князь! Теперь мы его к ногтю. К ногтю гниду… Не тужи, Григорий Юрьевич. Жди!.. Сейчас я ему устрою. Портки обосрет… В ногах у тебя валяться станет…
На прощание он заговорщически подмигнул вожаку.
– Ну, Косолапая душенька моя, с меня причитается.
Утром Мытищина выпустили на волю. Возле тюрьмы его поджидала коляска, в которой сидели с разбитой мордой Кулешов с Варжецовым…
И не знал Григорий, что минет неделя и его снова упекут в тюрьму. Хохол, оказалось, выжил и по его описаниям лакей того злачного заведения показал на Григория. После долгого следствия за попытку убийства и ограбление, совершенного в Москве, его сослали в Сибирь. С ним на свою погибель ушел и Мирза бек, который напоследок плюнул в лицо Львову и в последний раз сменил хозяина.
Люди, к которым Варжецов рекомендовал обратиться Григорию, здорово помогли. Освоился он быстро. Не успели местные и глазом моргнуть, как прибрал он к рукам ямщицкую братию, аккуратно платившую ему долю за заступничество. Отсюда и пошло его прозвище князь Ямщицкий. Немного погодя уже через своих ямщиков он стал подбираться к старателям, промышлявшими здесь золотишком. Пусть еще не в большом количестве, но золото уже текло ему в карман, немалую часть которого он посылал с Мирза беком братьям. Однако некоторые старатели, из самых удачливых, все еще артачились. Отказывались от той защиты, какую им обещал Мытищин взамен доли. Мол, сами смогут за себя постоять. Тогда Григорий с сотоварищи, в течение двух месяцев наладил слежку за самыми влиятельными и несговорчивыми. Потом нападал и до нитки обирал упрямцев, великодушно оставляя в их теле едва теплившуюся жизнь. Наконец артель старателей позвала его на решающий сговор в одну из своих заимок. В назначенный день Мытищин занемог и вместо него туда отправился кавказец.