Визит к Минотавру. Женитьба Стратонова
Шрифт:
Лаврова разозлилась:
– Нет, это я так считаю!
– Расскажите мне тоже, – попросил я.
– Пожалуйста. Но я боюсь, пока мы будем вести все эти переговоры, зональный прокурор уйдет домой. А нам санкция понадобится…
– Вы уверены, что понадобится? – спросил я осторожно.
– Абсолютно, – сказала твердо Лаврова.
– Я правда не представляю себе, что мы там можем найти, – продолжал тянуть я.
– Между прочим, я тоже не рассчитываю найти у него скрипку под диваном…
– А что рассчитываете?
– Не знаю, – сердито сказала Лаврова. – Но отрицательный результат – это тоже результат.
– Трудно спорить. Ну что ж, валяйте. Встретимся через час на «Маяковской»…
Привалившись спиной к стене, я стоял у входа в метро и ждал Лену. Мимо шли люди, очень много людей, и каждый из них, наверное, нес груз забот не меньший, чем я. Миры, целые миры потоком шли мимо меня. Господи, сколько же может вместить в себя один человек! Миры, прекрасные и унылые, ликующие и мрачные, высокоорганизованные и почти умершие, шли плотной толпой – через двери метро «Маяковская» в часы «пик» протекает Млечный Путь, целая Вселенная. Люди казались мне громадными, непостижимыми, таинственными планетарными системами, и познать все уголки их природы было невозможно даже с помощью фотонных ракет, которые не знают времени, а подчинены только пространству. Стучит турникет на входе, дверь вперед – дверь назад, люди вверх – люди вниз. Благодушные Моцарты, обиженные Сальери, усталые трудяги, кипучие лентяи, одинокие красотки, а уродки – нарасхват, смелые воры и осторожные сыщики. Только почему осторожные? Говори уж попросту – испуганный сыщик. Он ведь здорово напугал меня. Ах, как окреп и вырос сегодня мой Минотавр! Он налился моим испугом, как волшебной силой. Сегодня он ведет в счете и потому молчит, довольный, сытый моим стыдом и горечью…
– Купите своей девушке свежие цветочки…
Передо мной стояла цыганка, на левой руке у нее мальчуган, а в правой – целая охапка астр. Астры были фиолетовые, поздние, грустные и остро пахли землей.
– Сколько стоит? – спросил я осмотрительно.
– Всего рубель букетик, – ответила она снисходительно.
– И по-старому рубль букетик стоил…
– Вот ты на старый рубль и купи тех астр, что тогда продавались, – сказала она весело.
Я протянул ей монету, но моя милицейская душа все-таки не выдержала, и я ворчливо сказал ей:
– Лучше работать шла бы…
– А ты спроси у ненаглядной своей, которой цветочки купил: лучше будет, если я работать пойду?
– Та, которой купил, думает, наверное, что лучше, – усмехнулся я и вспомнил, что мы с ненаглядной моей, той, которой цветочки купил, идем делать обыск, и коловращение миров вокруг сделало новый вираж. Елки-палки, глупость-то какая – на обыск с цветочками! Цыганка уцепилась за какого-то толстого дядю, а я стал оглядываться по сторонам в поисках урны, куда можно бросить цветочки, те, которые своей ненаглядной купил, и увидел на первом столбе колоннады Концертного зала Чайковского афишу: «Лев Поляков. Сольный концерт. В программе – Вивальди, Паганини, Боккерини, Сен-Санс…». А Гаэтано Пуньяни не было. Видимо, крепко запоминаются ошибки, которые долгими ночными часами исправляются после оваций в пустом гостиничном номере.
И может быть, поэтому – трудно узреть причинную цепь во взаимодействии людей-миров, – но возможно, поэтому через афишу поперек размазалась разноцветная, как аспид, полоска с черными жирными буквами: «ОТМЕНЯЕТСЯ»… Билеты можно вернуть в кассу, но они остаются действительными, поскольку «о новом сроке концерта будет сообщено дополнительно».
Придется подождать, товарищи зрители. Гении скрипачи ведь тоже люди – они могут в день концерта заболеть, у них могут возникнуть «семейные обстоятельства». У них могут украсть инструмент…
– Вы кого-нибудь ждете еще?
Лаврова, засунув руки в карманы плаща, сердито смотрела на меня.
– Только вас, Леночка…
– А это что?.. – Она показала на букет.
– Цветы, – сказал я. – Вам.
Она небрежно кивнула головой – спасибо, будто я каждый день подносил ей букеты. Особенно когда мы отправлялись на обыск. Наверное, это было написано на моем лице, потому что она засмеялась:
– Как все злые люди, вы сентиментальны. Вы хотели бы, чтобы я бросилась к вам в объятия?
– А почему вы так уверены, что я злой человек?
– Не знаю. Мне так кажется.
– А может быть, наоборот? Это у меня маска такая, а на самом деле я тонкий и легкоранимый человек? Где-то даже чувствительный и нежный? И воспитываю семь усыновленных сирот?
– Так ведь не воспитываете же! – махнула она рукой.
– Тоже верно, – согласился я. – А что с Обольниковым?
Она взглянула на меня с сожалением – ей, видимо, хотелось продолжить беседу о моих недостатках. Я бы, может, и не возражал, если бы нам не идти на обыск. А я уже и так сильно устал, спать сильно хотелось.
– На билете есть серия и номер, – сказала Лаврова. – В Управлении пассажирского транспорта мне сказали, что это серия троллейбусного парка…
– Это я уже знаю…
– Тогда не перебивайте, – сердито остановила она. – В парке, в отделе движения, значится, что серия ШЭ-42… выдана на 20-й маршрут. Разряд билетов 423… выдавался в машине номер 14–76. Водители троллейбусов на конечных остановках маршрута записывают в блокнот движения номеров билетов в кассах. На билете, найденном нами, номер 4237592. Шестнадцатого октября водитель Ксенофонтов записал на станции «Серебряный бор» в 22.48 номер билета – 4237528. Через 64 номера оторвал билет его хозяин. По расчетам Ксенофонтова, это могло произойти на перегоне от остановки «Холодильник» до остановки «Бега». А таксомоторный парк, в котором работает Обольников, находится как раз на этом перегоне.
– Это интересно, – сказал я. – Но шестнадцатого октября он уже…
– …был в больнице, – закончила Лаврова. – Я помню. Тем не менее пренебрегать этим раскладом мы не можем…
– Не можем. Нам бы для этого кнута еще лошадь подыскать, – сказал я. – Некуда нам этот расклад приложить.
– Так что, обыск не будем делать?
Я подумал минуту, потом сказал:
– Не знаю. Давайте пока просто поговорим с его женой.
– В каком смысле?
– В том, что Обольников сидит себе преспокойно вместе с остальными алкашами в клинике, а обыск мы будем делать у его жены. Ему-то плевать, такие стыда не знают, а ей позор на весь дом – понятых надо звать, соседей. А он и так ее в гроб раньше срока загонит…
Лаврова пожала плечами:
– Вулканический всплеск сентиментальности. Я же говорила…
– Ага, – кивнул я. – Это у меня от злобности. Но тут ничего не поделаешь. Как сказал мне сегодня Иконников, у каждого своя правда.
Мы вошли в подъезд.
– Давайте выкинем цветы, – предложил я.
– Зачем? – Лаврова потянулась на цыпочках и положила букет на какой-то электрический ящик с нарисованным черепом. – Назад пойдем, тогда заберем. А пока их черепушка постережет…
<