Визит нестарой дамы
Шрифт:
– Между прочим, не обязательно было решать за меня, кого приглашать, а кого не приглашать на мой день рождения. – Тихоня.
– Да ты был согласен, тебе потом стало стыдно. – Это ближе к истине.
– А тебе и потом не стало. – Тихоня осмелел за эти годы.
– Я так переживала потом, я ее очень люблю. Но только не надо из нее делать ангела, она очень жесткий человек, она может такое сказать, что собеседника на «скорой» увезут. Что говорить, все изменились за это время. Мы все были Обломовыми, а стали Штольцами, – Пупсик, грустно, – обстоятельства развели всех по разным дорожкам.
– Обстоятельства
– Вы мне можете сказать, зачем Димка уехал? – Пупсик, очень серьезно.
– Шанс… Такая соблазнительная штука, вы ведь из-за этого разрушили семьи. Вот смотрите, вы сейчас получите большие деньги, это ведь шанс, новые возможности. – Дин, с мефистофелевской интонацией.
Пауза.
– Я тогда поеду в Рим, всю жизнь мечтал увидеть Рим. – Тихоня, не все еще в нем покрылось мхом.
– Нам нужна квартира в центре. – Пупсик, раздраженно.
– Я получу свою долю денег и поеду в Рим. Мне сорок лет, я хочу увидеть Рим. – Тихоня почти жестко.
– Ну если так, тогда я тоже много чего хочу! Я всегда думала о других, о родителях, о ребенке, о тебе… У меня нет приличной шубы. Мне тоже сорок лет. Я хочу комфорта, я хочу покоя, я не хочу больше вкалывать, как ломовая лошадь. Я хочу… постоянную домработницу, хочу уважения, хочу… – Пупсик совершенно не готова к тому, что у Тихони есть собственные желания.
Пауза.
– Уважения за такие деньги вы, пожалуй, не купите. Но в Рим можно будет съездить. И даже не один раз. – Дин, так весело, что напряжение вроде разрядилось.
– Ну, нам пора. Спасибо вам большое. Было очень приятно. К сожалению, через полчаса у меня встреча. – Тихоня, озабоченно.
– Было очень приятно познакомиться, и потом, это такой сюрприз, что у Димки есть сестра. Димка был сердцем компании. – Пупсик, растрогавшись. Способность Пупсика повторять одно и то же с самым искренним видом всегда потрясала меня. Потребность разговаривать вслух, поддерживая доброжелательный тон, когда сказать нечего, в ней всегда была сильней саморедактуры.
Возня, топот.
– Извините, что я столько наговорила, мне совершенно нельзя пить! Такой странный день. Позвоните нам, пожалуйста, когда будет встреча, и очень хотелось бы увидеть вас в нашем доме.
– Встреча завтра. А в гости, к сожалению, не смогу прийти, мало времени, скоро улетаю. – Улетает. Жалко, я уже к ней привыкла.
Когда Дин зашла, я сидела в халате перед зеркалом и пыталась ликвидировать кремом и лосьоном мрачное выражение лица. Она начала вытаскивать приспособление для подслушки из розетки.
– Славная игрушка. В комплект подарка еще входит купленный мной говорящий телефон, при нажатии на кнопки он называет цвета, цифры, играет мелодии. Представляешь, ребенок нажимает на желтую кнопку, а телефон говорит ему: желтый, желтый, желтый! Прогресс оглупляет, изобретение письменности способствовало ухудшению памяти.
Я молчала как удав.
– Они на меня произвели, – сказала Дин, – помнишь закон Паркинсона: все, что может испортиться – портится, все, что не может испортиться – тоже портится.
– Тебе-то что? – рявкнула я.
– Так…
– В Америке изучай!
– Ведь вы были близкими подругами… – Она сидела сытая, упакованная, намазанная из своих дорогущих пузырьков и баночек.
После истории с двойным днем рождения я ничего не могла с собой сделать, только провоцировала разрыв. Меня охватило такое чувство брезгливости, что прошлое оказалось погребенным под ним. Я знала, что могу заставить себя светски общаться с Пупсиком и Тихоней, но после этого возникнет ощущение, что чистила сортир. Но это было личной проблемой, и Дин никто не приглашал на прогулку по моему частному пространству.
– Что ты тут Миклуху-Маклая корчишь? И вообще, какой черт тебя принес с твоими деньгами? – взбесилась я.
– Это не мои, это его деньги! – как-то очень торопливо сказала Дин.
– Вот именно, за его деньги хочешь наесться эмоций…
– Не хочу, а приходится. Я могу их тебе отдать, чтоб ты раздала, только ведь тогда вы друг друга перестреляете! – скривила она губы.
– Если и перестреляем, то не из-за денег, а по поводу денег, – уточнила я. – Тебе интересно совать палку в муравейник, а мы прожили вместе молодость. Посмотрела бы я на любую эмигрантскую компанию, кинув туда наживку! Между прочим, кроме этих людей, у твоего брата никого на свете нет, видел бы он, как ты тут глумишься!
– Он тоже изменился, поверь… очень. – У нее стало такое несчастное лицо, что мне показалось, я сказала страшную бестактность.
– Эти люди – мое прошлое, – снизила я тон, – но сегодня разглядывать их – все равно что откапывать трупы любимых и показывать им свой труп.
– Наверное, приятно, что твой труп будет поцелее, – очень зло отозвалась она.
– Да он такой же… Если мои друзья превратились в то, чего я стыжусь, значит, и я руку приложила. – Я видела, какие хреновые у них были браки, видела, что Ёка звереет от Тихониной рефлексии и медленно уничтожает его за то, что он не может соответствовать представлениям о мужике-добытчике. Видела, что Васька не может выносить ежесекундных подставок Пупсика из-за того, что она замужем за родителями, а он – приживал. И когда Пупсик с Тихоней начали встречаться, это было хоть каким-то просветом в джунглях вранья и несчастности. – Я взяла на себя всю черную работу их перехода по новым бракам, принимала за них решения, отпускала грехи… Там, где надо было подставлять плечо, подставляла за них свою совесть.
– А кто тебе разрешил? Кто тебя в сан облачил?! – заорала она.
– Они!…они были как две мокрые курицы.
– Ага, ты не дала им самостоятельно разобраться, ты поиграла ими, как компьютерными персонажами, а теперь получается, все в дерьме, а ты сверху – вся в белом? Да?
– А чего ты орешь?
– Разве я ору? Они сами, понимаешь, сами должны были разобраться со своими бывшими. Им было бы тяжело, но это физиологичный способ превращения инфантила в человека с желаньями и поступками! А тут пришла добрая тетя, «хотите я за вас ваше дерьмо уберу?». Может, они бы и не поженились, но они бы стали взрослыми, а ты, как их мамочки, сделала все за них. Ты законсервировала их на стадии бегства из брака в брак. На стадии детских пряток.