Визит очумелой дамы
Шрифт:
– Ладно, придется идти к Анне Степановне!
– согласилась Луша с тяжелым вздохом.
***
Анна Степановна, медлительная неповоротливая старуха с первого этажа, пользовалась в доме непререкаемым авторитетом. Если она кого-то из соседей объявляла человеком легкомысленным и нестоящим, то с репутацией этого человека было покончено раз и навсегда.
К Луше Анна Степановна относилась с некоторым вполне объяснимым недоверием. С одной стороны, моя тетка была вроде бы женщина солидная и самостоятельная, с другой - одевалась как молодая, что в серьезном
Поэтому, увидев Лушу на своем пороге, Анна Степановна сначала недоброжелательно уставилась на соседку и даже поджала губы, что было у нее признаком немилости.
– Анна Степановна, дорогая, - начала Луша льстивым голосом, - хочу с вами посоветоваться...
Взгляд соседки сразу же потеплел: давать советы она страсть как любила, и то, что молодящаяся Луша смирила гордыню и обратилась к ней за советом, доставило ей ни с чем не сравнимое удовольствие.
– Понимаете, хочу я в собес сходить, попросить матпомощь, так вот вы меня, может, научите...
Анна Степановна вовсе расцвела. Она очень хорошо знала все ходы и лазейки, при помощи которых можно было получить какую-нибудь прибавку к пенсии, или матпомощь, или бесплатную путевку, или иностранную гуманитарную посылку. В санатории она умудрялась ездить по три раза в год, матпомощь получала к каждому празднику, включая день Парижской коммуны, тезоименитство далай-ламы и годовщину освобождения Берега Слоновой Кости. Поэтому Лушин вопрос пришелся весьма кстати.
– Заходи, - старуха широко распахнула дверь и провела Лушу на кухню, поскольку разговор предстоял долгий.
– Чаю выпьешь?
– спросила она первым делом.
– Ну если полчашечки...
– деликатно согласилась Луша.
– Самое первое - купи хорошую коробку конфет, подороже. Лучше бери кондитерской фабрики имени Крупской. "Руслан и Людмила", например, - очень хорошие конфеты.
– А это для чего?
– осторожно поинтересовалась Луша, поскольку Анна Степановна замолчала, неодобрительно рассматривая ее легкомысленный наряд.
– Конфеты - это для Натальи Евстигнеевны, - ответила наконец старуха, - от нее все зависит.
– А это кто же - Наталья Евстигнеевна? Начальница, что ли?
– Начальница, - усмехнулась Анна Степановна, - бери выше! Это самая главная секретарша, через нее-то все и решается! Как она начальнику подаст, так все и будет. Подаст как надо - дадут тебе помощь, а не подаст - так ни с чем уйдешь.., только тебе и ходить не стоит, ничего тебе не дадут!
– Это почему же?
– обиделась Луша.
– Одеваешься ты не по возрасту, - Анна Степановна снова поджала губы, - если придет какая женщина в темненьком да в скромненьком, да еще с пониманием - конфет хороших принесет, сразу видно - нуждается человек, так ей и помогут, а на тебя как посмотрят, так и подумают: зачем ей помощь? Не нужна ей помощь, ей и так неплохо живется.
– А что же мне делать-то?
– удачно изобразила Луша совершенную растерянность.
– Я же говорю - оденься темненько-скромненько, купи конфет хороших..,
– Так нету у меня, Анна Степановна, ничего такого.., темненького-скромненького, все вещи такие.., как бы молодежные...
– Вот!
– торжествующе произнесла та.
– Я же всегда говорила - по возрасту надо одеваться! Ну ладно, посиди здесь, я тебе сейчас подберу из своего что-нибудь!
Луша покорно дожидалась, пока решительная соседка перебирала свой немудреный гардероб. Наконец она появилась на кухне с узелком одежды и протянула его Луше со словами:
– Вот, прямо от себя отрываю! Ну, ты, конечно, женщина аккуратная, не порвешь, не запачкаешь. А так вещи-то совсем новые, еще и десяти лет не относила.
Луша вернулась в свою квартиру с весьма натянутой физиономией.
– Представляю, что она мне дала!
– переживала она, развязывая узелок Анны Степановны.
Однако суровая действительность превзошла все ее самые смелые ожидания.
В узелке обнаружилось до предела вылинявшее ситцевое платье в мелкий невзрачный цветочек, на который не польстилась бы самая непритязательная пчела, поношенная кофточка из детской бумазеи и доисторический темно-коричневый платочек.
– Я это никогда не надену, - произнесла Луша с несгибаемой твердостью красной партизанки.
– Наденешь, - ответила я в том же духе, - я в твоем махровом полотенце под костюмом щеголяла? И ты это наденешь.
Луша поняла, что я буду непреклонна, тяжело вздохнула и начала переодеваться.
– Ну, может, платочек не обязательно?
– заискивающе взглянула она на меня, облачившись в старорежимное ситцевое платье, которое явно помнило еще первые пятилетки и ликвидацию кулачества.
– Обязательно!
– сурово заявила я.
– Платочек - это как раз самое главное! Без платочка ты сразу проявляешь свою истинную сущность! Тогда уж прямо можно в платье от Шанель идти!
– Далось тебе это платье!
– чуть не со слезами прошептала Луша, повязывая платочек.
– Как ты повязываешь платок?
– ужаснулась я.
– Так только рокеры и байкеры свои банданы повязывают!
– Да откуда я знаю, как этот чертов платок повязывать! В жизни их не носила.., не думала, что на старости лет родная племянница заставит...
– Во-первых, не родная, а внучатая, - язвительно поправила я, - а во-вторых, ты хочешь добиться достоверного образа?
– Ну, хочу!
– Она тяжело вздохнула и перевязала косынку.
– Ну вот, теперь ничего, - придирчиво осмотрела я Лушу.
– Велико же, болтается все!
– простонала она, в ужасе взглянув в высокое зеркало.
– Это ничего, еще даже лучше. Подумают, что ты от голода совсем исхудала, с тебя уже собственная одежда сваливается... Но все-таки чего-то не хватает, нужен еще один завершающий штрих!
Я вспомнила, как Луша заставила меня надеть очки с простыми стеклами, и решила ответить ей достойно.
– Тебе обязательно нужны носочки!
– заявила я совершенно безапелляционным тоном.