Визит сэра Николаса
Шрифт:
—Да о многом, Лиззи, — поспешил вмешаться Джонатон. — Николас сделал и повидал так много за время своих странствий. Ты просто представить себе не можешь…
— О вас, миледи, — перебил его Николас. — Мы говорили о вас.
— Ну, не о тебе, то есть я хочу сказать, не только о тебе…
Элизабет не обратила на его слова ни малейшего внимания.
— Продолжайте, сэр Николас. И что именно вы говорили обо мне?
— В точности? — спросил он, и уголки его губ слегка поднялись.
— В точности.
— Я, как понимаю, уже лишний, — буркнул Джонатон и быстро направился к двери.
— Ни
— К величайшему сожалению, — откликнулся тот.
Позвольте мне припомнить в точности. — Николас с нажимом произнес последнее слово и сдвинул брови, как бы стараясь ничего не упустить. Элизабет не сомневалась, что это лишь уловка, придуманная, чтобы побольше досадить ей. И уловка достигла цели. — Я спросил о здоровье ваших детей, Кристофера и Адама, как я знаю.
— Они оба здоровы, спасибо за внимание, — ответила Элизабет если и не слишком любезно, то более или менее вежливо.
— И наверно, с нетерпением ждут Святок.
— Старшему восемь лет, а младшему шесть, сэр Николас. Мысли и желания у них соответствуют возрасту.
— Надеюсь с ними познакомиться.
— Правда? Значит, вы останетесь на Рождество? — Она хотела удержаться от дальнейшего, но слова сами собой сорвались с языка: — В этом году?
— Помилуй меня Бог, — бормотнул Джонатон. Николас помолчал, потом рассмеялся:
— Хорошо сказано, миледи. Я это заслужил. Считая мои прежние путешествия с дядей и мои собственные странствия, я пропустил Святки в Лондоне тринадцать раз. Это много.
— В самом деле много, — поддакнул Джонатон.
— Признаться, я скучал в чужих краях об этом празднике, — продолжал Николас, — и в эти дни всегда вспоминал о тех, с кем проводил Святки дома, к кому был привязан всей душой. Особенно приятно мне было думать о доме, когда я перечитывал «Рождественскую песнь».
У Элизабет перехватило дыхание.
Николас улыбнулся с самым простодушным видом:
— Вы не согласны со мной, леди Лэнгли?
Она решила не придавать никакого значения тому, что пульс ее участился при упоминании о книге. В конце концов, тысячи и тысячи людей прочитали рождественскую повесть Диккенса после ее опубликования. Это было самое проникновенное описание Рождества, особенно английского. То, что повесть доставляла удовольствие Николасу во время его путешествий, к ней лично не имеет отношения.
— Это чудесная повесть, — сказала она тоном более сухим, чем ей хотелось бы.
— Да, она прекрасна, и хотя я очень благодарен мистеру Диккенсу за то, что он создавал мне иллюзию родного дома в то время, когда я находился в Америке, все же ничто не может заменить настоящие Святки в Лондоне. Как я уже говорил, мне этого очень недоставало.
В его манере говорить и улыбке было нечто столь искреннее, что, исходи эти слова от другого человека, Элизабет была бы тронута. Но то был продуманный план, рассчитанный на преодоление ее обороны при помощи искренности и обаяния. Но ей это не нужно.
— Я убеждена, что лорд Торнкрофт очень скучал по вас, — сказала она.
— Как и все мы, — добавил Джонатон.
— Но мне больше не придется
— Отлично, — расплылся в улыбке Джонатон.
— Как это приятно. Для вашего дяди, — подчеркнула Элизабет, снова ощутив неприятный спазм под ложечкой при мысли о том, что Николас Коллингсуорт возвращается в ее мир.
Дядя ужасно рад, а я чувствую свою вину за то, что пренебрегал своим долгом племянника, не вернувшись домой уже несколько лет назад. — Николас покаянно покачал головой. — Он так рад, что даже решил устроить небольшой званый обед в честь моего возвращения.
— Похоже на притчу о блудном сыне, — самым любезным тоном произнесла Элизабет. — Будет ли принесен в жертву упитанный телец [5] ?
Джонатон снова пробормотал что-то себе под нос, но Элизабет рада была, что не расслышала его. Она прекрасно понимала, что ее реакция на возвращение Николаса скорее всего неразумна, но ничего не могла с собой поделать. Этот человек представлял собой угрозу спокойствию ее семьи, ее жизни, а возможно, если она это допустит, и ее сердца.
5
В евангельской притче о блудном сыне (Евангелие от Луки, 15:11-32) говорится о том, что некий отец разделил свое имение между двумя сыновьями. Младший сын, покинув родительский дом, предавался распутству, растратил деньги, но, раскаявшись в грехах, вернулся к отцу, который простил его, велел одеть в лучшие одежды, устроил пир и зарезал для угощения «упитанного тельца».
— Я не думаю, что дядя такой уж любитель упитанных тельцов. — Голос Николаса звучал спокойно и обыденно, однако в глазах промелькнуло обиженное выражение. — Но я предложу ему это. Как знать, может, он и согласится. Завтра вы получите приглашение. Джонатон! — Он обращался к ее брату, но при этом не сводил глаз с Элизабет. — Я надеюсь, что твоя семья почтит нас с дядей своим присутствием.
— Непременно, — отвечал Джонатон.
Боюсь, что я не смогу посетить вас. — Элизабет, как бы извиняясь, пожала плечами. — До Святок осталось уже немного времени, и мои светские обязанности более многочисленны, чем обычно. Перед Рождеством теперь почему-то всем хочется как можно больше развлекаться. То и дело устраивают званые обеды, музыкальные вечера, рауты и так далее. Прошу прощения, но так уж получается.
— Это очень странно и досадно. — Николас сощурился. — Тем более что я не упомянул, в какой именно день дядя собирается устраивать празднование моего возвращения.
— Я уверена, какой бы вечер ни был для этого выбран, я не смогу присутствовать. Я просто не могу втиснуть в свой календарь еще одну строчку.
Глаза их встретились, и Элизабет не удержалась от торжествующей улыбки.
— Посмотрим, — мягко произнес Николас.
— Да, вот именно посмотрим. — Элизабет повернулась к брату. — Ты и сэр Николас обсуждали еще что-нибудь, о чем мне следует знать?