Визит сэра Николаса
Шрифт:
— Несмотря на затраченные мастерами усилия и редкость материала, если в готовом изделии обнаруживали хотя бы один мельчайший недочет, его разбивали и осколки выбрасывали.
— Вот уж не думала, что ты станешь коллекционировать керамику.
— Императорский фарфор династии Мин, — подчеркнул он. — Я не собирался этим заниматься. Небольшая коллекция попала мне в руки в качестве уплаты долга, я познакомился с историей производства таких предметов, меня покорила их красота. — Он пожал плечами. — К тому же это ценное капиталовложение.
— Как и этот дом.
— Точно.
— Капиталовложение. —
— За его местоположение?
— Вот именно. Он расположен рядом с моим домом.
— Ты живешь в очень приятном соседстве.
— Да, оно было раньше вполне приятным, — отрезала Элизабет.
Николас посмотрел на нее не без любопытства:
— Ты всерьез говорила об искренности как об одном из условий нашего соглашения?
— Абсолютно.
— Очень хорошо. Тогда позволь мне быть искренним. Через несколько минут я намерен взять тебя на руки и отнести наверх, в мою спальню.
— Я вовсе не хочу, чтобы ты брал меня на руки и нес по лестнице к себе в спальню. Я хочу с тобой поговорить о том, почему ты купил дом рядом с моим. Я хочу в точности знать твои намерения.
— В спальне я раздену тебя медленно и методично.
— Николас!
Нет, этот человек просто невыносим!
— Начну я, разумеется, с платья. — Он сделал глоток бренди, и глаза у него заблестели. — Кстати сказать, платье очень красивое. Оно подходит к твоим зеленым глазам.
— Благодарю за комплимент, — быстро проговорила она, стараясь прогнать от себя видения, которые вызвали его слова. — Все это хорошо и прекрасно, однако…
— Снимая его, я пробегусь губами по твоим обнаженным плечам. Поцелую шейку и ту очаровательную впадинку на спине.
Голос у него был низкий, и Элизабет, вслушиваясь в страстные модуляции, почти чувствовала на своем теле руки Николаса.
— И ты намерен это сделать?
— Непременно. Ты даже не заметишь, как твое платье пышным облаком шелка опустится на пол. Потом я стяну с тебя нижние юбки, попутно измерив ладонями длину твоих ног.
— Николас… — Несмотря на всю ее решимость, имя его прозвучало скорее как вздох, а не слово. — Перестань…
Он не обратил на ее протест ни малейшего внимания.
— Потом я займусь твоим корсетом. Досадное занятие, на мой взгляд. Не понимаю, зачем женщины носят корсеты. Хотя, с другой стороны, есть нечто опьяняющее в том, как ты распускаешь шнурки и освобождаешь тело от стесняющих его пут, чувствуя под пальцами теплую нежную кожу, прикрытую лишь тонкой нижней сорочкой.
— Господи, Николас! — вскрикнула Элизабет и одним глотком допила рюмку, как будто несколько капель жидкости могли погасить вспыхнувший пожар желания.
— Корсет я просто отброшу в сторону, и этого ты тоже не заметишь, потому что я стану ласкать тебя, гладить твои груди, твои бедра, пробираясь к тому заветному уголку, где сходятся твои ножки…
Рюмка выскользнула из пальцев Элизабет и упала на пол. Николас тоже допил бренди одним глотком и поставил рюмку на первое подвернувшееся под руку свободное место на столе…
Он раздевал ее прямо здесь, в гостиной, раздевал
— Проклятие, Элизабет…
— Николас… — Она поцеловала его в губы. — Ты понимаешь, что я не делала ничего такого уже долгое время?
— Да, понимаю, — почти не отводя своих губ от ее, пробормотал он. — А ты понимаешь, что я хотел тебя бесконечно долгое время?
Они отдались друг другу, не поднимаясь в спальню, и долго сдерживаемая страсть доставила обоим величайшее, ни с чем не сравнимое наслаждение. После катарсиса они, не разжимая объятий, лежали на диване, погруженные в мир пережитых ощущений. Николас медленно погладил Элизабет по спине и спросил:
— Тебе было хорошо?
Элизабет ответила не сразу, потрясенная тем, насколько безудержно, не стыдясь ни одного своего движения, она отзывалась на страстные ласки Николаса. И при этом она радовалась своим порывам, каждому из них.
— Элизабет?
Она подняла голову и улыбнулась ему.
— Это было… то, что надо…
—Да. — Он тоже улыбнулся. — Это было удивительно. Необыкновенно.
Элизабет отодвинулась от него и встала; слава Богу, что панталоны хоть и спущены, но все-таки еще на ней, создавая некую весьма слабую видимость скромности. Николас тоже встал. Прекрасный в своей наготе, казавшийся сейчас особенно высоким, он был похож на ожившую статую античного атлета.
Он взял руки Элизабет в свои и поднес их к губам. Темные глаза его сияли.
— Ты воплощение всего, о чем я мечтал. Всего, чего я долгие годы хотел.
У нее перехватило дыхание.
— И ты тоже, — только и смогла выговорить она. Улыбка снова тронула уголки его губ.
— Мне кажется, что моя кровать — более удачное место для продолжения.
— А почему ты решил, что я хочу продолжать?
— А ты хочешь?
Элизабет вздрогнула — столько страсти прозвучало в голосе Николаса.
Она отошла в сторону и начала собирать свою одежду.
— Значит ли это, что ты больше не хочешь?
— Это значит, что я предпочитаю, чтобы мои вещи были у меня под рукой, когда мне все-таки надо будет одеться. Я полагаю, что твоя кровать где-то наверху?
— Позволь мне.
Он сгреб ее обеими руками вместе со всей ее одеждой и направился было к лестнице.
— А мои туфли? — спохватилась Элизабет. Придерживая свои вещи одной рукой, она слабо махнула другой куда-то в сторону.