Визит в абвер
Шрифт:
Возле мотоцикла произошло какое-то движение. Сержант, видя, что офицеры направились к ним, поспешно заглушил моторчик и, заняв свое прежнее место, прижал к груди автомат.
— Так из-за чего тут у вас сыр-бор разгорелся? — обращаясь ко всей группе, спросил Борцов. — Что не поделили? Эту коляску? Кстати, чья она?
— Да вот его же… На ней сюда и прикатил… Сапер этот, — начальник заставы перевел взгляд на черные петлицы «капитана» с эмблемой военнослужащего инженерных частей.
— Сапер, говорите? — Борцов недоверчиво покачал головой. — А вы обыскали этого, так сказать, сапера? Чем, кроме
— Под одеждой пока не шарили, но оружие отобрали. Автомат «ППШ» с полным диском, пистолет «ТТ» со вставленным магазином.
— Обыскать! Да начинайте с воротничка, — распорядился Борцов.
— Не позволю! — вдруг заорал липовый капитан. — Как вы смеете! Я — советский офицер.
Он попытался было вцепиться обеими руками в воротник своей гимнастерки, но сержант успел перехватить их и заломить за спину. Тем временем Самородов быстрыми привычными движениями успел извлечь из воротника ампулу с цианистым калием.
— Ну а теперь кто вы? — спросил Борцов.
Задержанный вместо ответа вдруг как-то странно, со злорадством улыбнулся и уставился на майора пристальным, изучающим взглядом. Свое затянувшееся молчание он прервал громким раскатистым хохотом.
— Вот оно что… Ничего себе история, — нервно и прерывисто заговорил он, глядя на Борцова в упор. — Вы-то что о себе пограничникам скажете? Что? Ну-ка давайте выкладывайте. Только честно, не кривя душой.
Павел Николаевич понимал, что эти слова имели основание, естественно, для власовца. К писарю, в штаб абверкоманды [1] он хоть раз да заглядывал, скажем, при оформлении документов. А зрительная память у вышколенных лазутчиков такая, что позавидуешь.
1
Абвер — военная разведка и контрразведка гитлеровской Германии.
— Мне кривить душой нечего, — твердо произнес Борцов. — Подобно вам врагу моей родины не служил. Ни минуты.
— А как же, — начал было Шилов, пытаясь продолжить спасительный для него разговор, но пограничники остановили его.
Обыск задержанного мало что дал. В его карманах кроме бутербродов с расплавившимся сыром, записной книжки с авторучкой, да припасов для курева — мешочка с махоркой, немецкой зажигалки, нескольких коробок спичек — больше ничего не обнаружили.
После изъятой ампулы и досмотренной одежды он уже больше не представлял опасности. Сержант освободил его руки, а начальник заставы предъявил Борцову отобранные при задержании документы. Их было меньше, чем положено офицеру при переводе его в другую часть. Именно это и вызвало первое подозрение у пограничников. Выписывал их действительно кто-то другой, не Борцов.
— Ну что вы ко мне пристали? — сапер попытался разыграть сцену обиженного. — За кого принимаете? Как разговариваете? Да я с первого дня на войне. Собственную кровь проливал… Боевую награду имею… — Тут он даже театрально выпятил грудь, на которой, сияя золотом и эмалью, красовался орден боевого Красного Знамени.
— Снимите с него… Сейчас же, — распорядился Борцов, обращаясь к начальнику заставы. —
Эффекта, на которой тот рассчитывал, не получилось, и потому лучше было промолчать. Не осмелился он хоть что-либо сказать пограничникам о не спускающем с него глаз майоре. Тем более что тот вскоре сам заговорил:
— Где были завербованы?
— В Летцене. Там находилась часть русской освободительной армии.
— Освободительной? — вспыхнул майор. — Это вы-то освободители? Подняли белый флаг, сдались врагу без боя, целой армией вместе со своим командующим сдались. Настоящие освободители должны были потом восстанавливать линию фронта и не где-нибудь, а под Ленинградом. И они это сделал и ценой своей крови и жизней. Вот кто освободители. А вы презренный трус и предатель. Да как вы посмели ступить на русскую землю, тем более снова в роли предателя… Куда же держали путь?
— В расположение 22-й гвардейской армии.
— Небось и на приличную должность? Как по легенде? Шеф не поскупился?
— Начальником штаба инженерного полка.
— А откуда у вас транспорт? Может, перемахнули на нем через линию фронта?
— Фронт я пересек один, на бомбардировщике, — выжал из себя власовец. — Сбросили западнее Витебска, приземлился в лесу, на поляне. Парашют спрятал в кустах, сам выбрался на дорогу. На мое счастье подвернулся мотоцикл.
— Где же его хозяин? Прикончили?
— Нет, только оглушил. Оттащил в сторону, а сам завел эту коляску и в лес. Тут-то и напоролся на пограничников.
— Все?
— Так точно.
— Нет, не все. Далеко не все и не так точно… Хватит вам юлить, пора бы и о собственной шкуре подумать. Наверное, уже сообразил, что мы хоть и побывали в одном гнезде, но пути очень даже разные. Вот досмотрят коляску, запоешь по-иному.
В этот момент послышался голос Самородова. Прозвучал он уверенно.
— Товарищ майор, тайное становится явным. Прошу взглянуть лично.
При подходе Борцова он решительным движением сбросил с коляски грязный запылившийся брезент.
— Смотрите, сколько вещдоков!
В коляске мотоцикла лежали аккуратно сложенные портативный радиопередатчик, рация, два комплекта сухих аккумуляторных батарей, пара ручных гранат и толовая шашка. Отдельно, в пакете из плотной оберточной бумаги, был завернут комплект армейского обмундирования.
— Новенькое, как с иголочки, — пояснил начальник заставы, срывая обертку. — Судя по добротному трико и звездочкам на погонах, большому чину предназначено. Не для себя вез, сам еще не дорос до полковника.
— А мы у него сейчас спросим, — сказал Борцов, возвращаясь к лазутчику, который, потупив голову, искоса наблюдал за происходящим. — Теперь-то он не будет сказочки нам рассказывать. Так, гражданин Шилов?
— Смотря, о чем спросите, — невнятно пробормотал в ответ задержанный.
— Обо всем, что найдем нужным, — твердо пообещал Борцов. — Вы зачем пожаловали сюда? С каким заданием? О чем должны были радировать своему шефу?
— Меня инструктировал лично майор фон Баркель.
— Именно его я имею в виду.