Визитатор
Шрифт:
Возвращение Жакоба и сторожей помешало келарю закончить. Он что-то недовольно проворчал и отвернулся.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Викарий, обращаясь главным образом к сторожам, развернул предсмертное письмо брата Гийома и прочёл его вслух.
— Итак, Пьер, передай тридцать экю брату Жильберу, который вернёт их в казну аббатства.
Пьер, не ожидавший такого поворота событий, растерялся, переводя взгляд с одного монаха на другого.
— Ах, ты стервец! —
Пьер нехотя полез за пазуху и достал оттуда полотняный мешочек, туго набитый монетами.
— Я ведь с вами поделиться хотел, — жалобно заскулил он.
— Ты меня-то сюда не приплетай, бесовское отродье! Ишь чего удумал. Замарать меня хочешь, — Дидье в сердцах отвесил новую оплеуху.
— Довольно, м викарий подошёл вплотную к сторожам. — Извольте, Дидье, изложить события сегодняшней ночи по порядку. И поторопитесь у нас мало времени.
Сторож недовольно засопел, покосившись, на чесавшего затылок, Пьера.
— Мой рассказ много времени не займёт, святой отец. Значит, вышел я, как заведено, обойти хозяйственный двор. Дохожу до этого места и вижу — дверь амбара неплотно прикрыта. Странно, думаю, такого не бывало. Подкрался я тихонько и ухо приложил, а внутри слышу шорох, а потом, вдруг, побежал кто-то. Я ещё сообразить ничего не успел, как вестиарий прямо на меня выскочил. Я, значит, сразу Пьера звать, а вестиария повалил на землю, а он, возьми, и лишись чувств. Я думал поначалу, от страха, что его поймали. Но когда Пьер подоспел и мы вошли в амбар, то сразу поняли, что от страха за своё злодейство.
— Как вам показался вестиарий?
— Чего? — не понял Дидье.
— Ну, каким он выскочил из амбара: испуганным, злым или…
— Да на нём лица не было, хрипел, глазищи выпучил, да все ртом воздух хватал. В общем, не краше висельника был.
— Понятно. Всё это говорит о том, что вестиария гнал из амбара только что пережитый ужас, — заключил викарий.
— Ну, теперь-то, когда вы письмо это прочитали, то ясно, что ужас. А тогда я подумал, что это он брата Гийома повесил.
— А самого брата Гийома вы этой ночью не видели? Должен же он был как-то попасть в амбар.
— Нет, наверное, он пришёл в то время, когда я обходил фруктовый сад, а это с другой стороны.
Викарий посмотрел на висевший труп. Келарь брезгливо отвернулся, камерарий же изо всех сил старался сохранять невозмутимость.
— Хотелось бы мне знать, что здесь на самом деле произошло, — пробормотал викарий. — Снимите его, — велел он сторожам.
Дидье деловито обошёл висельника, примеряясь.
— Пьер, дай-ка мне вон тот табурет. Так не достать, больно высоко висит.
— Что будем делать с покойником? — спросил келарь. — Его ведь невозможно приготовить к погребению, как обычно — самоубийцам нет места на монастырском кладбище. Какой, однако, скандал!
— Да,
— В амбаре тоже не позволю оставить, — стал горячиться келарь. — Странно, что отец-настоятель не сделал никаких распоряжений на этот счёт. Может вы, господин викарий, знаете что делать?
— Пусть аббат позаботиться о похоронах, — пожал плечами Матье де Нель. — Почему бы вам не обратиться к нему за указаниями? Кстати, вы можете сделать это прямо сейчас, пока брата Гийома снимут. Я не хочу вас больше задерживать, да и капитул вот-вот начнётся.
— Слышали, он не хочет нас больше задерживать, — возмутился келарь, когда они вместе с камерарием покинули амбар. — Какая предупредительность! Вот взял бы, да сам у аббата и спросил, что с удавленником делать, а то нас послал. Ох, не хочется попадать отцу-настоятелю под горячую руку. Вы видели его лицо, когда он выходил из амбара?
Камерарий усмехнулся.
— Его можно понять. За короткий срок без всякой эпидемии в обители скончалось двое монахов, причём один из них самоубийца.
— Верно, — уже более спокойно согласился келарь. — Аббату не позавидуешь. Не пойму только, с чего это Гийом решил повеситься — на него не похоже.
— Он ведь написал: совесть заела.
Келарь насмешливо хрюкнул.
— Она не могла его заесть и даже слегка покусать не могла. Знаете, брат Жильбер, почему? Потому что у него её отродясь не было, — келарь затрясся в беззвучном смехе. — Уж вы мне поверьте, Гийом был лентяй и пройдоха, но не самоубийца. Да вот только вчера я его распекал за нерадивость, а он лишь скалился. Нет, такие как он, не вешаются.
— А почему вы викарию этого не сказали, когда он спрашивал? — поинтересовался камерарий.
— Не его ума это дело, — сердито отрезал келарь. — Я так считаю, хватит ему тут вынюхивать, загостился визитатор у нас, пора ему и честь знать.
— Но тогда получается, что Гийома…, — камерарий осёкся.
— Кто-то пристукнул, — закончил келарь.
Дидье встал на табурет, но из-за малого роста не смог дотянуться до петли.
— Давай-ка, Пьер, залезай ты и обрежь верёвку, а я подержу покойника за ноги.
— Ага, больно охота мне на его рожу смотреть, — проворчал Пьер. Ему подобная смена ролей была явно не по нутру.
— Лезь, лезь, да помалкивай.
Дидье ухватился за ноги покойника.
— Стойте! — вдруг закричал викарий. — Вставай, Пьер!
— Чего вставай? То залезай, то вставай. Сами не знаете, чего хотите. Вам бы только над человеком измываться.
— Молчи, язва, зашипел на него Дидье.
Но викарий, не обращая внимания на недовольство Пьера, взобрался на табурет.
— Ну, Жакоб, ты видишь?
Жакоб подошёл ближе, почесал нос и задумался.
— Вы хотите сказать, что Гийом повесился, встав на этот табурет?