Визитка злой волшебницы

Зарецкая Людмила

Идя по вытаявшей каменной дорожке, грязной от песка, Инна невольно вспоминала, как отмечала тут рождественский сочельник – всего-то два с половиной месяца назад! Тогда этот самый парк был похож на сказочный – благодаря то ли Инниному настроению, то ли предрождественскому волшебству, то ли просто морозному инею.

Муромцев ждал ее в ресторане. Был он по обыкновению слишком румян, слишком толст, слишком лыс и слишком весел. Инна знала, что он законченный мерзавец, но была в нем какая-то отчаянная харизма, которая поневоле располагала к себе. Сергей Васильевич

своей гнусности отродясь не скрывал, отчасти даже бравировал ею, что тоже почему-то притягивало и манило. Этот феномен Инна пыталась разгадать каждый раз, когда общалась с Муромцевым, но пока так и не разгадала.

– Чай или кофе? – спросил он, и Инна с сожалением поняла, что кормить ее обедом никто не собирается. Последний раз она ела в самолете и была отчаянно голодна, но надеяться, что скупердяй Муромцев разорится на угощение, было глупо.

– Кофе, – сказала она, решив не затевать волокиту с самостоятельным заказом обеда. – Только пусть пирожных принесут. Они тут вкусные.

– Фигуру не бережешь, душа моя? – Муромцев ехидно прищурился, но пирожные все-таки заказал.

– Итак, почему теперь это ваша территория? – Инна решила сразу взять быка за рога. – Вы «Николаевский» купили, забрали за долги или, может, в карты выиграли?

– Купил. Не скрою, дешевле, чем мог бы. Решил, что элитный загородный клуб – прекрасное место для приватных бесед, и, как видишь, не ошибся.

– Он что же, не был заложен банкам?

– А почему он должен быть заложен? – Муромцев аккуратно пригубил горячий чай.

– Ну, Манойловы же все в кредитах. Здание «Континента» заложено, дом в «Серебряном бору», я так полагаю, тоже. Ну и вся остальная их недвижимость, разве нет?

– Ты, Инесса Перцева, ни хрена не деловая женщина, хоть отчаянно ее из себя строишь, – обидно рассмеялся Муромцев. – Ты, когда с людьми знакомишься, вроде бы должна информацию собирать, а ты всему, что говорят, веришь. С чего ты взяла, что Колькин бизнес и бизнес его мамочки – это одно и то же?

Инна озадаченно смотрела на него.

– Объясняю для особо одаренных журналисток. Фирма «Континент», набравшая кредитов в банках, принадлежит Таисии Архиповне Манойловой. И склад сгоревший ей принадлежал, и машины, и товар. А дом в «Серебряном бору» и «Николаевский клуб» принадлежали Николаю Гавриловичу Манойлову, который своей матери, конечно, приходится близким родственником, но к делу это не относится. Так что он никаких кредитов не брал, в залог ничего не сдавал, никому ничего не должен, а потому своей недвижимостью, и вот этой вот территорией в том числе, распоряжается как хочет. Поняла?

– Нет, – честно призналась Инна.

– Душа моя, так ты же вроде не тупая! – Муромцев откровенно развлекался, глядя в ее непонимающее лицо.

– То есть вы хотите сказать, что неприятности у Таисии Архиповны, которая задолжала куче банков и теперь полный банкрот, а у Коленьки все в порядке?

– В полном, – подтвердил Сергей Васильевич.

– А зачем он вам «Николаевский» продал? Чтобы долги матери погасить?

– На долги там не хватит.

А продал, потому что собирается переехать на постоянное место жительства за границу, поэтому ликвидирует тут все свое движимое и недвижимое имущество.

– Погодите. Что значит – за границу. А Таисия Архиповна как же? Получается, на нее уголовное дело завели?

– На нее. Пока она на подписке о невыезде находится, но, если хочешь знать, арестуют ее со дня на день. Пятьдесят мультов зеленых-то куда-то подевались!

– И куда?

– Ну, Инесса, ты даешь! Я-то откуда знаю? Я ж не налоговый инспектор. Думаю, что дом в пригороде Праги на что-то же куплен, и участочек при нем. Да и жить Николаю Гавриловичу на что-то надо будет. Так что денежки тю-тю, в заграничные банки выведены.

– Ну… – Инна продолжала с недоумением глядеть на него. Муромцев неожиданно разозлился.

– Не нукай, не запрягала! Что тут непонятного? Колюнчик с большими денежками за бугор сваливает. Мамаша в тюрьму садится. Вот и весь расклад.

– Как же так, Сергей Васильевич, ведь это же непорядочно! – Инна разволновалась. – Его мама – пожилая уже женщина, ей недавно пятьдесят пять отмечали. И не очень здоровая при ее-то комплекции. Как же она будет тут одна за все отдуваться, если коню понятно, что деньги у Николая? Да и вся затея эта – его, я просто печенкой чувствую.

– Чувствовать печенкой – это одно, а доказать – другое, – задумчиво проговорил Муромцев. – На всех документах подпись Таисии Архиповны стоит. Колькиной нигде нет. Чист он, аки слеза младенца.

У Инны сильно закружилась голова. Она неожиданно отчетливо вспомнила юбилей Таисии Манойловой, устроенный для нее сыном. Трон, покрытый королевской горностаевой мантией, корону на голове Таисии Архиповны, весь этот помпезный, яркий и пошлый праздник, а главное – счастливое лицо именинницы, гордящейся своим любимым и любящим сыном.

Сосудистый криз сейчас был совсем некстати. На глазах у самодовольного Муромцева Инне было стыдно падать в обморок и вообще проявлять признаки слабости, но ее сильно затошнило, а сидящий перед ней человек утратил четкость очертаний.

– Попросите принести мне воды, – прошептала Инна, залезая в сумочку за спасительным фенибутом. Муромцев подозвал официанта.

– У-у-у-у, какая ж ты впечатлительная-то, криминальная репортерка! – насмешливо сказал он, когда Инна проглотила сразу две таблетки. – Как на трупы-то смотришь?

– К трупам можно привыкнуть, – ответила Инна, – к человеческой подлости – нет.

Дурнота отступала, но Инне было все равно душно в этом проклятом помещении. Она понимала, что все, сказанное сейчас Муромцевым, – правда, от первого до последнего слова. Николай Манойлов, десять лет назад купивший любимую женщину у собственного отца, только что продал и предал родную мать, которой теперь предстояло сполна расплатиться за это предательство. И не только деньгами. За внешностью аккуратного отличника, любителя детей и классической музыки скрывался редкостный подонок с извращенным мышлением.