Визитная карточка флота
Шрифт:
— Я пытался его отговаривать, даже перевел на казарменное положение, но… таких законов нет, чтобы запретить офицеру жениться.
— Но есть командирский авторитет, весомое слово старшего!
— Коли уж родственники не сумели его переубедить, куда мне…
— Мы далеко, а ты каждый день рядом!
— Ты несправедлив к Сергею, Андрюша! — мягко возразила Полина Никитична. — Тебе прекрасно известен характер Игоря…
— Ладно, о нем потом, а кто же она?
— Работница завода, красивая женщина…
— Женщина? — замедлил шаг Русаков. — Разведенная жена?
— Нет, почему же, замужем она еще не была… — преодолел неловкость Урманов.
— Ах, Пашка, каков стервец! — желчно выдохнул Русаков. — Как икону расписал: и общественница она, и уважаемый на заводе бригадир!
— Все это верно, Андрей Иванович…
— Чего ж ты сам не женился на такой хорошей?
— Не в моем вкусе, да и не пошла бы она за меня…
— Ну, а если по совести? — Русаков властно взял Сергея за плечо, повернул к себе.
— Если по совести, то говорят о ней разное. Не знаешь, кому верить…
— Не приготовили они нам крестины сразу же после свадьбы? — нервно фыркнул Русаков. Сергей неопределенно передернул плечами.
— Не в том суть, какой она была, Андрюша, — подала голос Полина Никитична, — лишь бы теперь стала хорошей женой нашему Игорю. Да и поздно виноватых искать, свадьба через три дня. О том надо думать, чтобы по-людски ее справить.
— Об этом не беспокойтесь, Полина Никитична. Павел уже снял банкетный зал в ресторане «Парус». Игорь дал деньги моему помощнику по снабжению, тот закажет стол…
— А наряды свадебные у них есть, кольца обручальные?
— О чем ты талдычишь, мать? Думаешь, вчера только они сговорились? сердито глянул на жену Русаков.
Подошли к машине.
— Номер для нас забронировал? — спросил Русаков.
— Гостиница есть, Андрей Иванович, только Павел велел к нему вас везти.
— Никаких Павлов! Едем в гостиницу! — распорядился Русаков, усаживаясь на заднем сиденье «Волги».
— Где они жить собираются? — после долгого молчания осмелилась спросить Полина Никитична.
— У Кармен есть комната в заводском семейном общежитии, — машинально ответил Урманов.
— У кого, у кого? — пробасил сидевший до этого нахохлившись Русаков.
— Она что, цыганка?
— Простите, я оговорился. Это ее так подружки прозвали, на самом деле она Ирина…
— Кажется, украинка.
— Поехали к Павлу, Андрюша, — попросила мужа адмиральша, — там сразу с невесткой познакомимся.
— Нет, мать, — жестко отрезал Русаков, — не мы к ним, они к нам должны прийти.
Сергей сидел рядом с шофером, стараясь не глядеть в зеркало заднего вида, в котором видна была неподвижно застывшая, словно восковая, голова адмирала, и думал о том, насколько сродни морю характер этого человека. В хорошем настроении он благодушен и ласков, как штилевой бриз, зато, когда гневался, многие опасались попадаться ему на глаза. Чего греха таить, бывал Русаков и несправедлив в такие минуты, правда, остыв, находил в себе мужество извиниться перед напрасно обиженным. Припомнилось Урманову, как однажды и он угодил в яростную русаковскую бетономешалку…
Было это в одном из дальних походов. Головным в отряде кораблей шел эсминец «Летучий», которым тогда командовал Сергей, а возглавлял переход начальник штаба соединения капитан первого ранга Русаков. По старой морской привычке, а может, и потому, что не очень доверял молодому командиру корабля, начштаба почти круглые сутки проводил на мостике, подремывая в принесенном из кают-компании кресле. Урманова злила эта назойливая опека: он не чувствовал себя хозяином корабля даже тогда, когда слышал за спиной сладкое похрапывание Русакова.
Начштаба ушел вниз, только когда корабли легли в дрейф в точке встречи с танкером-заправщиком, который еще не подошел.
— Я сосну чуток, — сказал Русаков. — Разбудите меня перед швартовкой к заправщику.
— Есть, — буркнул Сергей, обиженный тем, что даже элементарный маневр ему придется делать под пристальным взглядом вышестоящей «няньки».
Танкер появился на горизонте буквально через несколько минут после ухода начштаба с мостика. Погода была сносной: полная видимость, почти безветренно, лишь небольшая зыбь плавно раскачивала эсминец.
«Поди, еще и разоспаться как следует не успел, — подумал Сергей о начальнике штаба. — Чего его будить? Вот подадим сходню на заправщик, тогда и скажу: „Пожалуйте, товарищ капитан первого ранга!“»
Урманов перевел машинный телеграф на «малый ход», корабль вздрогнул и стал разворачиваться против ветра. Вскоре он догнал танкер, уравнял с ним ход и начал постепенно сближаться.
Сергей до сих пор не понимал, отчего допустил тогда досадный промах: то ли не вовремя дал реверс, то ли танкер неожиданно для него повернул, однако нос эсминца резко пошел в сторону танкера, со свистом лопнул надувной резиновый кранец, затрещали смятые леерные стойки.
Сергей не успел еще как следует осознать происшедшее, как сзади раздалось:
— Болван! Мальчишка! Тебе мусорной баржой командовать, а не боевым кораблем! Вон с мостика!
Русаков стоял в шерстяном свитере и войлочных тапочках на босу ногу, лицо его исказила гримаса ярости.
Урманов поплелся было вниз, обреченно опустив голову, но на полпути остановился и негромко, но твердо сказал:
— Занесите в вахтенный журнал, товарищ капитан первого ранга, что вы отстранили меня от командования.
Его слова произвели неожиданное действие. Русаков как-то сразу успокоился и недовольно пробурчал:
— Ладно, оставайтесь на месте. После расследования решим, что с вами делать.
Последствия навала оказались пустяковыми. Пока принимали с заправщика топливо, масло и воду, сборная команда умельцев из обоих экипажей выправила и приварила смятые стойки, подкрасила разлохмаченную плешь на борту танкера, капитан которого беззлобно отшутился:
— Если бы все меня так целовали, я бы морскому черту свечку поставил. Иной раз так долбанут, что за неделю не расхлебаешься.