Визитная карточка хищницы
Шрифт:
Немало хлопот доставил и ближайший помощник Александра – Зверев. Отличаясь недюжинной физической силой, свирепостью дикого кабана, он конфликтовал со всеми и с каждым, на контакт со следствием не шел. Чтобы нейтрализовать влияние Суворова, Зверева поместили в другой следственный изолятор в селе Калач. Но и оттуда периодически приходили жалобы: неподчинение, ссоры, драки и прочее.
Более разумно держался Олег Марьин. Он воспринял свой арест как ситуацию, которую при любых условиях необходимо пережить. Поскольку он в отличие от многих других приближенных Суворову лиц обладал высокоразвитым мышлением, житейской изворотливостью и практической жилкой, иметь с ним дело было занятием менее опасным и обременительным, хотя и не более полезным, чем с остальными. Он не поносил следователей и оперсостав, мило улыбался,
То, что на обвиняемых оказывался жестокий прессинг, причем дело не ограничивалось только психологическим воздействием, было Котеночкину известно. Он не порицал насилия, поскольку считал это необходимым злом. Но было очевидно, что арестованные боятся больше возмездия Суворова, чем тумаков оперативных работников. Некий Гурвич, оказавшийся не в меру откровенным, был поощрен следствием изменением ему меры пресечения на залог. Но воспользоваться желанной свободой он смог весьма ограниченно. Погуляв пару недель по улицам родного города, он был обнаружен в сточной канаве с пулевыми ранениями в голову.
Положение было более чем серьезным. Несмотря на зеленый свет, данный из Москвы, следователи столкнулись со значительными сложностями. Все инкриминируемые Суворову преступления были в свое время заблокированы неустановлением лиц, подлежащих привлечению к уголовной ответственности. Со дня совершения многих деяний прошли годы, и установить все детали происшедшего было задачей невыполнимой… Часть подозреваемых, успевших вовремя сориентироваться, ушла в бега. Часть суворовского окружения, не установленная следствием и замаскированная под обычных горожан, объявила партизанскую войну. Свидетели, напуганные до невозможности, в прокуратуру шли неохотно, откровенно пренебрегая повестками и телефонными приглашениями. На допросах лепетали что-то невразумительное, краснели, бледнели, использовали любую возможность, чтобы освободиться от дотошного внимания правоохранительных органов. Сроки следствия и сроки содержания под стражей продлевались без проблем, но реальных достижений было маловато. Отсутствовала четкая стратегия расследования, схема действий. Нужна была информация. И эту информацию должен был дать кто-то из близких Суворову лиц.
Просматривая видеоматериал еще тогда, несколько месяцев назад, Котеночкин напряженно размышлял. Должно же быть в окружении Суворова слабое звено – тот, кто даст полный расклад интересующих следствие сведений. Кто им окажется: Зверев, Марьин, Василевский, а может, кто-то еще? Возможно… возможно.
Он гонял кассету вперед и назад и наконец нажал паузу. Вот трибуна перед зданием администрации, а на ней стоят близкие Суворову лица. Сам Александр Петрович толкает речь, они внимают. Следователь напрягся… Вот оно! Ладони Котеночкина стали влажными. Он знает, откуда следует начать!
Помнится, через несколько дней Котеночкин положил на стол перед начальником следственного отдела заполненный бланк протокола допроса.
– Что это? – спросил озадаченный Кромин.
– А вы почитайте, почитайте… – сладким голосом пропел Котеночкин.
Кромин начал читать без особого интереса, но вскоре его брови поползли куда-то вверх, глаза приняли форму блюдец.
– Да это же бомба! – воскликнул он. – Господи, как тебе это удалось?
Котеночкин скромно потупился. Действительно, собранные им сведения по силе своего воздействия могли повлечь за собой взрыв, ураган, смерч. Все, что угодно! Это был полный расклад криминальной деятельности Суворова и его людей, включающий список конкретных преступлений, совершенных силами его организации. Тут же были проставлены даты, исполнители, возможная доказательственная база. Особенно впечатляло детальное описание иерархии преступного сообщества – от самых «низов» до лиц близкого Суворову круга. В протоколе содержался поименный состав экономического и политического блоков, а также бригады «фашиков». Допрашиваемый дал полное представление следствию об источниках финансирования общей кассы, о движении денежных средств, о лицах, ответственных за «общак». Словом, значение этого документа для следствия было революционным.
Кромин, прочитав еще раз, вернулся к титульному листу.
– «Протокол допроса Ивановского Ивана Ивановича»… Слушай, а кто этот молодец? – нахмурился он. – Что-то я такого не припомню.
– Все очень просто, – пожал плечами Котеночкин. – Это инкогнито. Ивановский – это псевдоним человека, который решил добровольно помочь следствию, но опасается, что его ждет кара «суворовцев».
– Не буду больше спрашивать, как ты всего этого добился, но проясни дальнейший ход твоих действий. Как я понял, ты не собираешься открывать фамилию этого человека до суда?
– Я думаю, что открывать его даже во время судебного следствия не возникнет необходимости. Этот человек дал нам скелет, и я имею представление, как на него нарастить мясо. Теперь мы будем знать, куда двигаться и у кого спрашивать…
Котеночкин зажмурился, как сытый и довольный котяра. Кто бы мог подумать, что его догадка окажется правильной. Он вспомнил, как независимо держался этот Лжеивановский во время первых допросов. Казалось, на кривой козе к нему не подъедешь. Следователь только кусал от злости локти. Но старательность, упорство и редкий педантизм дают свои результаты! Собранный на этого человечка материал оказался настолько сильным, что не оставлял для него возможности выбора. Говоря о добровольном желании Ивановского помочь следствию, Котеночкин сильно лукавил. Тот просто был приперт к стенке, причем так плотно, что не мог и охнуть. Под условием полной конфиденциальности инкогнито дал нужные показания. Как ни стремился он юлить и изворачиваться, Котеночкин был беспощаден. Он вытянул необходимую информацию даже в большем объеме, чем надеялся ранее. Теперь аноним повязан! Следователь представлял, на какое существование обречен Ивановский. Стресс… страх… ожидание разоблачения. Котеночкин обещал, что его настоящая фамилия будет сохранена в тайне, даже от сослуживцев. Что же, он, пожалуй, выполнит то, о чем его просил аноним. Настоящая фамилия предателя будет забыта… до суда. А там поглядим! В конце концов, почему он должен кого-то жалеть? Тем более его. Такие люди никогда не вызывали жалости у окружающих. Поделом ему!
…«Ольга! Ольга!» – как заклинание твердил Суворов. Трезвый расчет говорил о том, что выбор его был сделан, как всегда, безошибочно. Эта женщина, чье влияние на него было так же сильно, как ушедшей в мир иной матери, не оставит его без помощи. Прошло несколько лет после их первой встречи, но он трепетно хранил в своем сердце милые сердцу воспоминания…
Это случилось после одной из поездок в Испанию. Решив наскоро отовариться дежурными подарками многочисленным знакомым, Александр заскочил в шереметьевский «Duty Free». Молодая красавица, немного неестественная в образе продавца пусть даже элитной парфюмерии, накрепко запала ему в душу. Он так и не смог понять: то ли ее фотомодельная внешность возбудила все его мужское естество, то ли ее манера вести себя. Она была услужлива, профессионально любезна, но как-то отстраненна, не то чтобы холодна, но до крайности равнодушна к его мужскому обаянию. Не имея определенной цели, Александр решил повторить встречу. Узнав, в какое время заканчивается ее рабочая смена, он подъехал к зданию аэропорта.
Желая произвести впечатление, он тщательно отнесся к выбору одежды. Легкая летняя рубашка без рукавов и белые брюки не создавали впечатления дороговизны, но зато позволяли оценить развитую мускулатуру рук, загорелую кожу и белозубую улыбку. На этом фоне голубые глаза приобрели яркий насыщенный цвет и приятно контрастировали с темными волосами. Александр оглядел себя в зеркало и остался доволен. Кортеж Суворова составляли три роскошные иномарки, которые, по его представлению, должны были произвести убийственное впечатление на московскую продавщицу.
Ольга не отказалась от предложения подвезти ее до дома, но даже не взглянула на автомобильный караван Суворова.
– На «Речной вокзал», – только и сказала она, будто бы обращалась к водителю такси.
Суворов не подал вида, что обижен. По дороге он так и эдак пытался разговорить Ольгу. Он использовал все свое остроумие, но вынужден был признать, что оно ее, похоже, совсем не впечатлило. Немного озадаченный, он осведомился о ее планах на вечер.
– Хочу отдохнуть. Завтра опять моя смена, – ответила она и наотрез отказалась провести вечер в его приятном обществе.