Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо
Шрифт:
Она тихонько сползла с кровати, оделась, боязливо оглядываясь на спящих. Выбежала в тихий широкий гостиничный коридор. Лифты были заняты оба, пришлось с минуту ждать. Здесь, наверное, жизнь не затихает ни на секунду. Ресторан, казино, кто-то приезжает под утро, кто-то уезжает ни свет ни заря.
Анна не знала, куда идет. Выбежала из гостиницы во влажное осеннее утро. Секунду постояла, жадно глотая воздух.
Почему ее так страшат любовь и доброта, что снизойдут вскоре на мир?
Заров прекрасно понимал, что общаться с детьми не умеет. Абсолютно.
Более
Кирилл по крайней мере был ощутимо развитее ровесников. И все же детскость постоянно прорывалась в нем, заставляя Зарова в очередной раз думать – правильный ли выбор он совершил?
– Можно, я кетчуп возьму? – спросил Корсаков.
Ярослав молча пододвинул ему флакон. Мальчишка наклонил его над бутербродом и замер, словно осененный внезапной мыслью.
– А если все пол-литра выпить, то что будет?
– Понос, – предположил Визитер.
– Нет, правда, Ярослав Сергеевич? Правда, что будет?
– Попробуй – узнаем. – Заров смотрел на Кирилла, не понимая, тот ли ребенок перед ним. Который ухитрился вчера сказать: «Разве это обязательно?» Который, по словам Славы, писал действительно хорошие стихи. Который трижды ускользал от убийцы-профессионала.
– Не, не буду. – Кирилл театрально-испуганно отставил кетчуп. – Хочу, но не буду. Ярослав Сергеевич, а расскажите, что в «Солнечном котенке» дальше было? А то вы на самом интересном месте оборвали!
– Кирилл, а давай ты почитаешь стихи. Громко так, с выражением.
Мальчишка надулся.
– Вот. – Заров кивнул. – Не думай, что рассказывать собственные книги интереснее, чем читать вслух стихи.
– А ничего дальше и не было, – ехидно заметил Визитер. – Вы просто не придумали. Книги – не стихи. Стихи сами родятся, а книги сочиняют. Садятся за машинку и думают: сегодня я напишу про то, как звездолет садится на планету, завтра – как герой встретится с инопланетянином.
Он подумал мгновение и добавил:
– Я, конечно, утрирую.
– Ты еще скажи, что вначале пишут план, как в школьном сочинении. – Ярослава охватил легкий азарт. Как всегда при споре с читателями, правда, со взрослыми. Несколько раз ему доводилось выступать в детских библиотеках, но все это было не то. Вставала девочка в выглаженном платьице или растрепанный мальчик и излагали: я прочитал… прочитала вашу книгу, и она мне очень понравилась. Я буквально жила… жил этой книгой. Мне хотелось оказаться на месте героев. Особенно мне понравился образ… Заров вместе с кем-нибудь из коллег вежливо улыбались девочкам-мальчикам, стараясь не замечать, как в сторонке ведутся легкие потасовки и перекидывания записочками. Нарядные и взволнованные женщины-библиотекарши тихонько кивали следующим активистам, и те начинали свое выступление. Под конец, как правило, пунцовый от смущения ребенок, безжалостно комкая руками тоненькую тетрадку, спрашивал, легко ли стать писателем. И Заров врал, что уже с детства пробовал писать и это крайне помогло его становлению…
– Нет, не обязательно, – решил Визитер. – Это
– Ребята, я вам могу назвать десять человек, которые заранее придумывают весь сюжет, и десять, которые ничего наперед не знают. Могу назвать хорошие книги, которые писались на спор или ради денег, а могу назвать чушь, которую творили от души и по вдохновению. Все это ерунда.
– А… – Визитер махнул рукой. – Ладно. Не хотите, не надо. Кириллу и впрямь было интересно. Он ведь сам придумывал, что дальше было… не пихайся!
Заров почувствовал злость.
– Не хочу? Почему же. Солнечный котенок погиб. В бою. Лэну надоело шататься по мирам, он завел лавку и стал торговать темными очками и керосиновыми лампами. А Даниил до сих пор бродит и пытается вернуться домой. Только у него не получается – он уже давно забыл, где его дом. Еще он начал спиваться.
Визитер застыл, хлопая ресницами.
Кирилл молча отложил недоеденный бутерброд. Сказал:
– Это неправда.
– Правда, малыш. Если я напишу, это все станет правдой. Навсегда. И ты можешь плеваться и порвать книжку, но уже никуда от этого не денешься. Все это превратится в истину.
Ярослав развел руками, как бы извиняясь. Ему хотелось смеяться.
Детишки решили дать ему бой? На его собственном поле?
В мире, который он когда-то нарисовал двумя красками – черной и белой, быстро и небрежно, как всегда, торопливо сводя нити повествования в напряженную и почти счастливую развязку?
– Так не могло стать, – терпеливо сказал Кирилл. – Котенок, Лэн, Данька – они не такие были.
– Но они такими станут. – Ярослав изо всех сил старался не улыбаться. Он понимал, что занимается самым откровенным психологическим садизмом, но сейчас на это было плевать. Кто-то посмел покуситься на его мир – где лишь он был Богом. – Я так вижу. – Он не удержался от того, чтобы вколотить последний, древний и бесспорнейший писательский аргумент.
– Вы просто ревнуете, – сказал Кирилл.
– Что?
– Вам обидно. – Кирилл отвел блеснувшие глаза. – Обидно, что любят не вас, а ваши книжки. Что без них вы – никто. Никому не нужны и не интересны. Что для читателя важно совсем не то, как вы живете и о чем мечтаете, а то, что вы пишете! Вот и отыгрываетесь на них!
Кирилл перевел дыхание и выпалил:
– И если завтра вы умрете, то пожалеют не человека Зарова, а те книжки, что он не успел написать!
– Мальчик… – Ярослав протянул руку, касаясь его плеча. – То, что ты сказал, очень досадно. Но неужели ты думаешь, я этого не понимаю?
– Лучше бы не понимали!
2
Когда-то давно, работая психологом в торговом представительстве крупной японской фирмы, Скицин привык вставать рано. Поневоле. Просто там это было священной традицией – всему персоналу явиться раньше начальства и уйти позже. Порой он спал по три-четыре часа в день.
С тех пор, как он занялся частной практикой, Степан мог позволить себе высыпаться. Но иногда словно включалась заложенная двумя годами работы программа, и он вскакивал до зари, начинал торопливо одеваться, готовый ехать на другой конец города, боясь не успеть до приезда господина Казуфуми…