Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо
Шрифт:
– Красиво, – признал Визитер. – И что?
– Фрагмент второй! – изрек Скицин. – Сравнивай! «Пистолет хлопнул негромко и как-то нехотя. Выплюнул бледный огонек. Затвор, помедлив, отошел назад, выбросил гильзу и с натугой послал в ствол второй патрон». Так-так-так… так… во! «Опять выскочил желтый язычок огня, а следом за ним пуля. Она ударилась о мокрое пальто…»
– «И упала в снег», – закончил Визитер. – И в третий раз герой стрельнул, и снова пистолет сработал с томительным бессилием…
– Молодец. – Степан отложил листок, скрестил руки на животе. – Здорово?
– И что с того? Любой писатель мнит себя господином
Скицин ехидно усмехнулся:
– Ладно, не придирайся. Я вот хочу подборочку сделать, как господа писатели независимо друг от друга используют сходные образы в эмоционально значимых моментах повествования. Шикарная будет статейка!
– Дождешься, что господа писатели с их эмоциональностью скинутся и наймут киллера. Чтобы он попугал как следует известного психолога.
Степан вздохнул:
– Кровожадный вы народ, литераторы… Если уж нанимать, так чтобы убил. Дешевле выйдет.
– Ты что, серьезно?
– Конечно. Попугать, сломать пару ребер – это ведь не разовая акция. Надо хотя бы дважды прийти. Соответственно и цена выше.
– Не предполагал. Откуда ты знаешь?
– От одного клиента. У него на почве бизнеса такой невроз попер… даже жалко мужика… немного.
– Степан… – Визитер откинулся в кресле. В голове шумело. Было тоскливо и сумрачно. – Тебе нравится наш мир?
– Ты о чем?
– О жизни.
– Я что, похож на идиота? Нет.
– А как бы отнесся к ситуации, когда один человек получает в свои руки власть над миром? Хороший человек, желающий миру добра.
– На хоррор потянуло? – Степан оживился. – Я бы отнесся крайне отрицательно. История полна таких мечтателей. Тебе назвать десяток имен людей, желавших всеобщего блаженства?
– Не надо. Степан, я говорю не о диктаторе, не о пророке. Никакого насилия… даже никакой явной власти. Просто мир непроизвольно начинает подстраиваться под конкретного человека. Отвечать его представлениям о счастье.
– Это еще хуже, – быстро ответил Скицин. – Явного диктатора-благодетеля шлепнули бы… или распяли на торопливо сколоченном кресте. Тайный правитель, исподволь навязывающий свою волю человечеству, куда страшнее.
– Да почему?
– Да потому! Кого ты хотел бы видеть в такой роли?
– Себя.
Скицин замолчал, наклонил голову, разглядывая Визитера.
– Вот оно что… ну извини. Недооценил. Ты такой кошмар придумал, что меня пот прошиб.
– Почему? Ты сам хотел бы стать… стержнем цивилизации? Ее душой?
Степан кивнул:
– Хотел бы. Но не дай Бог. Ни мне, ни тебе.
– Степан, давай чуть конкретнее.
– Да ты что, Ярик… Славик. Рехнулся? Механик наших душ, ты подумай немного! Власть над миром! А в руках – не танки и дебилы в касках, а пружинки, которые двигают нашими поступками! Знаешь, как отразится на миллиардах то, что тебя в детстве не брали играть в футбол, а в юности завалили на экзамене?
– Не знаю.
– И я не знаю. Но все, все, что было с тобой, оно не исчезло никуда. Оно где-то там, в тайниках души, куда нормальные люди не заглядывают! И править будет не твоя четко сформулированная и добродетельная мысль, а тот оскал темноты, что у каждого в подсознании! У каждого! От папы римского до маньяка, приговоренного к расстрелу! Человек – не Господь Бог, который безгрешен… Впрочем, этот вопрос
– Богохульник.
– Скептик. Ярослав, такой мир стал бы кошмаром.
– Не уверен. Скажем так: были в истории личности, которые становились подобной душой цивилизации. Пусть даже не всей, их ограничивала общая отсталость мира…
– Угу. На Христа сошлись. Общая отсталость… хм. Слава! – Скицин перегнулся через столик, поводил пальцем. – Я в одной статье прекрасный пример вычитал… Помнишь историю про доктора Джекила и мистера Хайда?
– Ну.
– Что совершил страшный и жуткий Хайд, воплотивший для Стивенсона все мыслимые пороки души человеческой?
– Убил кого-то.
– Да. Убил. А еще пнул ребенка. Тебе не кажется показательным, что хорошему писателю и великолепному фантазеру Стивенсону даже в голову не пришло, что его мерзкий Хайд может ребенка убить? Чем дальше развивается цивилизация, чем выше ее нормальный моральный уровень со всяческой заботой об экологии, простуженных китах, бездомных кошечках и прочих стареньких бабушках, тем чудовищнее становится противоположный полюс. Допустимое зло. Представимое зло! Да, люди в целом становятся лучше, чище, милосерднее. Но – как расплата за эту принятую всеми мораль, за декларируемые ценности и заповеди – растет темный клубок, прячущийся в душе. Есть у меня коллега, очень хорошая девушка. Как-то мы с ней общались на сходную тему… и я спрашиваю: «За какую сумму ты бы могла убить человека?» Ну, пообсуждали кандидатуру, сошлись на мне самом как индивидууме приятном и симпатичном. Она меня в миллион долларов оценила. В общем, даже приятно стало, киллеры и за десятую долю процента этой суммы работают… Потом обсудили вопрос с убийством невинного ребенка. Ну, тут, кажется, она больше бы попросила. Но! Ты понимаешь – все допустимо для современного человека! Все! За самые заурядные баксы, которые она в общем-то умеет зарабатывать! Куда до нас инквизиции и гестапо! Им хоть приходилось оправдываться перед собой – это, мол, еретики, а это недочеловеки. Нам же никаких оправданий не надо, только цену назови! Для того чтобы сделать маленький персональный рай и потешить неудовлетворенные мечты. А если перед тобой не мешок с капустой будет лежать, а власть над миром… Славик! Все станет допустимо! Все! Без ограничений!
Скицин перевел дыхание. Встал, откинул дверцу бара, задумчиво посмотрел на бутылки. Негромко сказал:
– Вот почему я надеюсь, что никто и никогда не даст мне… или тебе… возможности творить добро в мировом масштабе. Счастье для всех… И пусть ни один обиженный не уйдет…
5
Как тихо и хорошо…
Анна держала Марию за руку. Они шли по саду, и никого, никого не было вокруг.
– Мы как две сестры, – сказала Анна. – Правда?
Мария кивнула рассеянно и задумчиво. Что-то ее угнетало, и Анну ее печаль мучила больше, чем любая своя беда.
– Может быть, мы не будем сегодня… встречаться с ними?
– Нет. – Мария строго посмотрела ей в глаза. – Нельзя уходить от судьбы.
– Хороший день, – жалобно сказала Анна. – Они ведь не здесь встретятся, да?
– Они придут сюда. Посланника Тьмы ранят, он будет убегать. Он уже убегает, а Шедченко идет следом. – Мария остановилась, обняла ее за плечи, привлекла к себе. – Анна, нам надо сделать выбор…