Визиты в СССР
Шрифт:
— То есть, ты хочешь признаться мне в любви? — почти без картавости сказала Люба, подперев голову рукой.
Он глянул на нее искоса — заметил сместившийся в хитрой улыбке уголок прекрасного рта.
— Да, хочу. Я люблю тебя, — сказал он твердо.
— Я тоже люблю тебя, — Люба прильнула к нему и поцеловала его волосики на груди.
Коля ощутил нежные мурашки по всему телу.
— Может, нам стоит пожениться?! — вдруг ляпнула Любка, подняв голову.
В первые две-три секунды Коля замешкался. «Вот, выдавила наконец из себя то, о чем так долго мечтала!» Однако, не желая выдавать своего замешательства, Коля быстро нашелся.
— А что, может и поженимся. Ты только погоди денек-другой, улажу свои дела, и пойдем в ЗАГС.
Люба промолчала и с довольным видом вновь опустила голову ему на грудь. На том разговор о браке был исчерпан. Ну и слава богу, подумал Коля! А еще ему подумалось: что если и вправду пожениться по липовому паспорту (который давно пора уже сделать)?! Надо ведь Любку уважить, в конце-то концов! Ведь он ее на самом деле любит. Любишь ли? — тут же спросил он себя. И тут же ответил: Ну да, люблю.
Они немного помолчали, как вдруг раздался протяжный звонок в дверь: «та-ту-у!». Коля явственно ощутил, как вздрогнула Люба.
— Ой, кто это? — сипло спросила она и возбужденно села на постели.
— Ты никого не ждешь? — настороженно осведомился Герасименко.
Люба, с растрепанными волосами, быстро-быстро помотала головой. В ее глазах читалось недоразумение, смешанное с легким испугом.
— Тогда не открывай, — хмуро предложил Николай.
Только Люба начала думать над ответом, как звонок раздался снова. Но теперь уже он прозвучал протяжнее и настырнее. И сразу же повторился несколько раз. «Та-ту-у, тату, тату, тату!»
— Блин, кому неймется? — не выдержал Коля.
— Может, это Лидка, подруга, муж опять напился, она ко мне прибежала, — скороговоркой предположила Люба.
Коля повел бровями, вздохнул.
— Я пойду открою, — Люба вопросительно поглядела на любовника и, не дожидаясь ответа, соскочила с дивана, накинула халат.
Герасименко покачал головой и потянулся за рубашкой.
Дальнейшее он слушал из прихожей с замиранием сердца.
— Кто там? — глухо спросила Люба в дверь на очередной звонок.
В ответ что-то резкое выдал мужской голос. Провернулся ключ, скрипнула дверь, послышались твердые, варварские шаги двух или трех человек.
Коля уже застегивал ширинку на брюках, когда в комнату заглянула милицейская фуражка. Из-под козырька глядело печально знакомое лицо лейтенанта. С волчьим огоньком в глазах.
— Ага, попался, голубчик!
Вслед за летехой в комнату проник какой-то незнакомый сержант, старшой. И еще рядовой. А уж за ними протиснулась Люба с наполненным ужасом лицом. Но в прихожей мостился кто-то шестой.
— Серега, наручники цепляй! — бросил офицер старшому.
Не успел Коля второй раз моргнуть, как на запястьях защелкнулись крепкие железки.
— Послушайте, — вполголоса произнесла Люба, — что происходит?
Ее лицо сделалось плаксивым, готовым сорваться в рыдания.
— А то, гражданочка, — неприятным голосом начал летеха, — что вы пригрели у себя дома злостного преступника-валютчика.
Рядовой прислонился к спинке кресла, а сержант, самодовольно ухмыльнувшись, спрятал ключик в карман. Лейтенант со значительным видом осмотрелся в комнате.
Тут показалась личность, таившаяся в прихожей. Тетка лет пятидесяти с корявыми чертами лица и в очках заглянула в комнату.
— Он самый, — прогнусавила она. — Он не первый день к Любке ходит.
— Амалия Петровна? — одними губами сказала Люба.
Обойдя рядового, она медленно опустилась в кресло.
— Коля, это правда? — всхлипнув, спросила любимая.
— Да нет же, нет! — резко возмутился Герасименко. — Не верь им, дорогая, это какая-то жестокая ошибка!
— Ошибка, говоришь? — лейтенант злобно уставился на свою жертву. — Вот ублюдок, он еще отпирается.
Шагнув к Николаю, офицер влепил ему пощечину. Да такую, что у Герасименко слеза выступила.
— Не смейте! — вскрикнула Люба, привстала, снова беспомощно села и вдруг зарыдала. — Коля-я-а-ха-ха! Что они делают?
Она спрятала лицо в ладонях.
— Давай, Серега, выводи его, — скомандовал лейтенант.
— Пшел! — старшой толкнул Колю в плечо.
Герасименко двинулся вперед, с презрением поглядев на очкастую Амалию. И когда прошествовал мимо нее, та испуганно отпрянула, словно бы он собирался в нее плюнуть. Сержант подталкивал Колю в лопатки, рядовой открывал входную дверь, завершал процессию офицер.
Коля уже ступил за порог, когда Люба выскочила в прихожую и со слезливым лицом запричитала:
— Коленька, я тебя вытащу, я сейчас же поеду… В какое вы его отделение?
— В третье, гражданочка, в третье, — козырнул ей лейтенант. — Не советую даже суетиться. Мы все равно его не выпустим.
И Герасименко увели на площадку. И услышано было, как где-то сзади засеменила бдительная Амалия Петровна.
Сентябрь 1983 года, Дима
Кукарский вздрогнул: дверь подъезда открылась, и оттуда выбрела девочка лет девяти-десяти, белокурая, с круглым личиком, облаченная в бежевое платьице и пуговичную кофточку поверх плеч. В руке у девочки болталась пустая матерчатая котомка.
Она глянула на Димку и чуть заметно улыбнулась. «Господи, Лерка!» — тут же признал он. Та самая Лерка из тридцать пятой, этажом ниже, с которой мальчик Димка когда-то проводил свои дни! Та самая Лерка, с которой они стояли как-то вечером на пятачке, вон там, на углу дома, за оградкой, — стояли друг против друга. И Лерка в те минуты, — он отлично это помнит и уж не забудет до гробовой доски, — Лерка в те минуты возбужденно говорила ему, что у нее как-то необычно бьется сердце. И она импульсивно брала его руку и прикладывала к своей груди: «На, послушай!» И он и вправду ощущал гулкое биение ее сердца, словно вырывающегося из груди, и удивлялся.