Вкус греха

Джонсон Алисса

Он был потрясен.

Он был очарован.

Он сделал вид, что ничего не видел. Если подумать, это была не лучшая реакция: как он сможет дразнить ее или хотя бы спросить ее о том, чего не видел?

Поначалу, когда крышка открылась, он не мог вымолвить ни слова. С того момента его неоднократно посещали навязчивые и совсем непрошеные видения о чертовке в тонком голубом белье.

В белье, которое на вид казалось атласным, как он теперь понимал.

Не то чтобы он собирался и дальше размышлять об этом. Определенно нет.

Он, конечно,

не будет думать о том, какое оно на ощупь… А кожа, которую оно едва прикрывает, мягкая и холодная, пока не согреется под его ладонями. Он медленно соберет его в складки, дюйм за соблазнительным дюймом, чтобы добраться до нежной плоти. Сначала он пустит в ход только руки, дразня их обоих, потом его рот найдет ту восхитительную родинку над ее губой. А когда она будет почти умолять, когда она станет извиваться под ним, он… он…

«Черт побери!»

Он поерзал в седле: теперь ему было неуютно по нескольким причинам.

Это нужно прекратить. Он это прекратит.Ему не пятнадцать лет, чтоб так трепетать при виде женского белья. Даже голубого, мягкого и тонкого.

«Проклятье».

Он снова посмотрел на карету, задумавшись, что было на уме у Мирабеллы, когда она покупала нечто подобное.

И ему стало интересно, почему он не может перестать об этом думать.

5

Ужины в Хэлдон-холле могли прослыть весьма неофициальными: оживленная беседа, присутствие детей чуть старше восьми, — но их нельзя было перепутать с простыми приемами пищи в кругу друзей и родни. Ужин являлся событием: пир из шести блюд, иногда длившийся часами и предлагавший все, от деликатесных омаров и телячьих мозгов до привычных любимых кушаний — запеченной домашней птицы и хлебного пудинга. Угощение готовили умелые повара под чутким руководством неподражаемой миссис Ловелл, а доставляла наверх и подавала на стол многочисленная лакейская флотилия.

Сидя на своем привычном месте, на дальнем конце стола, леди Тарстон наблюдала за прислугой с одобрением, за гостями с интересом, за детьми с любовью и — что касается Вита и Мирабеллы — с изрядной долей раздражения.

И зачем только она посадила их так близко друг к другу? Не то чтобы они кричали, знаете ли, — они никогда бы не устроили перебранку за столом. Но даже сидя на другом конце стола, графиня видела, что у Вита напряженное лицо, а Мирабелла так схватилась за вилку для салата, что леди Тарстон слегка испугалась.

«Нужно что-то предпринять», — решила она.

— Я надеялась, до этого не дойдет, — пробормотала леди Тарстон.

— Что, простите? — Уильям Флетчер, который заметно постарел (старость сильно сказалась на его шевелюре) с тех пор, как принес печальные вести о кончине герцога Рокфорта, нехотя оторвался от воистину превосходной форели и проследил за взглядом графини. — А! Опять за свое, да?

— Как всегда. — Она еще немного за ними понаблюдала. — Я решила, Уильям, воспользоваться вашим щедрым предложением.

Оно все еще в силе?

— Да. Да, конечно, — осторожно ответил он и почесал свой нос-картошку. — Но если вам не нравится затея, мы могли бы дать им немного времени…

— У них было достаточно времени. Мне следовало согласиться на нечто подобное еще давно, когда вы впервые это предложили. — Она глубоко вздохнула. — Но я ожидала, что они сами поладят. Я вообразила, что все придет к своему логическому завершению… ну, естественным путем.

— Так и будет, со временем.

— «Со временем», — решила она, — слишком затянулось. Я поговорю с Виттакером сегодня же.

Убедившись, что гости легли спать, леди Тарстон направилась в кабинет Вита. Была почти полночь, но она знала, что не застанет его в спальне. Там он окажется еще нескоро. Ее покойный муж, подумала графиня, за всю жизнь провел в этом кабинете меньше времени, чем ее сын за неделю. Иногда она не была уверена, кто из них поступал умнее.

Давно усвоив, что детей выгоднее заставать врасплох, она не стала стучать в дверь.

— Не помешала? — спросила она, пройдя по комнате и сев у стола. — О, можешь не отвечать, мне все равно. Я хочу поговорить с тобой, Виттакер.

Вит даже подпрыгнул на стуле, потом застонал и отложил перо.

— Матушка, я люблю вас. Я вас обожаю. Я добровольно и открыто признаюсь каждому, кто захочет выслушать, какая это честь и привилегия быть вашим сыном. Я за вас жизнь отдам, но ей-богу, если вы пришли сюда, чтобы прочесть лекцию о моем долге произвести на свет наследника, я вас отправлю на континент. Сегодня же. Сию минуту.

— Это самое трогательное из того, что ты мне когда-либо говорил, — ответила она, хмыкнув: угроза ее ничуть не смутила. — Я имею в виду первую часть, поэтому прощаю тебе вторую, которую считаю мыльным пузырем, ведь ты никогда не мог справиться с девчонками.

— Еще как мог…

— И я тебя люблю, — продолжила она, как будто он вообще ничего не сказал. — Ты же это знаешь, не так ли? Порой я переживаю, что повторяю это редко или, наоборот, слишком часто, словно какой-то пустяк.

Вит вышел из-за стола и нежно поцеловал ее в щеку.

— Это не должно вас волновать. Она радостно вздохнула.

— Присядь-ка. Мне нужно обсудить с тобой кое-что важное.

— Мама…

— Поможет, если я каждый день буду напоминать тебе о наследнике?

— Нет.

— Я так не думаю. Что ж… Не это привело меня сюда.

— А что? Не хочу сказать, что я вам не рад…

— Приятно слышать. Сядь. — Она жестом отогнала его от себя.

Будучи всегда послушным, хотя и беспокойным ребенком, Вит вернулся на место и вопросительно посмотрел на мать. Она не стала терять время.

— Пора бы уже положить конец твоим разногласиям с Мирабеллой.

Вит вмиг насторожился.

— Она вам что-то сказала?

«На чертовку это не похоже», — подумал он. Она никогда раньше не жаловалась его матери. Грозилась, конечно, но ни разу этого не сделала.