Вкус к убийству. Сборник детективных произведений английских и американских писателей

Гилфорд Чарльз Бернард

— А знаете, что, — проговорил Вольфсон, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу. — Давайте хлопнем по стаканчику в баре, а? Само собой, за мой счет.

Миллер покачал головой.

— Спасибо, не надо. Не стоит.

— Ну ладно. Но только вы ни о чем не беспокойтесь. Никто ничего не узнает о случившемся. Мы еще не успели поставить вас на учет, так что никакой утечки информации быть не может.

В вестибюле гостиницы Вольфсон выдавил из себя неловкое «до свиданья», после чего проводил Миллера до лифта. Когда двери за ним сомкнулись, он издал вздох облегчения В следующий

раз лучше дважды подумать, прежде чем тащить человека на допрос.

Вольфсон собирался уходить, когда услышал, как кто-то произнес его имя. Его просили подойти к телефону у стойки администратора.

Звонил Пэгано.

— Так и думал, что найду тебя там. Знаешь, меня что-то подтолкнуло позвонить ему домой. Ответила его жена.

Вольфсон нахмурился.

— А я думал, что она в Неваде.

— Он солгал. Она действительно собирается в Неваду, но только не к друзьям, а в Рино. [6]

— Она с ним разводится?

6

Один из курортных городов США, в штате Невада, где принята крайне упрощенная процедура оформления бракоразводных дел.

— Именно. Послушал бы ты ее по телефону. Голос настоящей шлюхи. Призналась, что он очень тяжело переживает по этому поводу, но ей, мол, наплевать.

— Вот ведь бедолага, — пробормотал Вольфсон. — А мы своими допросами только еще больше накачали его.

— Ага. В общем, я думал, что тебе это может быть интересно. Думаю, больше о Чарльзе Миллере ты никогда не услышишь.

— О’кей, Сай. Спасибо.

Он повесил трубку и пошел к дверям, выходившим на Пауэл-стрит. Что ж, по крайней мере все выяснилось. Вот почему Миллер казался таким безвольным и отрешенным, даже когда его везли в полицейский участок.

Снаружи у тротуара начинала образовываться толпа зевак. Останавливались машины, люди выбегали из близлежащих магазинов. Охваченный любопытством, Вольфсон поднял голову и посмотрел на широкий каменный карниз, где-то далеко наверху опоясывавший здание гостиницы. На нем стоял Миллер и молча глядел на толпу внизу.

Только теперь Вольфсон понял, зачем этому человеку понадобился номер на двенадцатом этаже.

Перевод: Вяч. Акимов

Дуглас Фарр

За каждое зло

Каждый, кто в тот вечер оказался свидетелем произошедшей в баре Сэма Джессапа потасовки не затруднился бы определить в стычке правого и виноватого — достаточно было лишь сравнить их габариты. Маленький человек обычно выступает пострадавшей стороной, оказываясь жертвой несправедливости и автоматически перетягивая симпатии очевидцев в свою пользу.

Росту в Чарльзе Эймсе было примерно метр шестьдесят пять, а весил он чуть больше пятидесяти килограммов. У него были маленькие тонкие руки и столь же неказистые кулаки. И вообще с таким заостренным носом, как у него, в драку лучше не ввязываться. Невзрачная комплекция, желтоватые

взлохмаченные волосы и невинные голубые глаза скорее подходили бы для подростка, хотя Чарльзу уже стукнуло тридцать восемь.

Напротив, Фрэнк Кэстен имел внешность настоящего мужчины: он был большим, широким темноволосым, с громадными лапищами и плоским носом откровенного забияки. Характер соответствовал наружности.

Никто толком не помнит, как все началось, тем более Чарльз Эймс. Чарли заглянул в бар Сэма после окончания работы в банке — он обычно так делал. Не слишком предосудительная привычка, если учесть, что Чарли был холост. Как и всегда, он выпил свой неразбавленный двойной бурбон, после чего все превратности минувшего дня в банке стали потихоньку терять свою горечь и перемещаться в область несущественного прошлого.

Затем в баре появился Фрэнк Кэстен, заслонил для Чарли весь горизонт: Фрэнк, как нарочно, встал у стойки рядом с Чарли и принялся изливать свои беды и невзгоды.

Сначала Фрэнк пожаловался на своего парня. Ему уже пятнадцать лет, а толку от него ни на грош. Учиться не хочет, родителей ни во что не ставит, а, кроме того, без разрешения и прав гоняет на отцовской машине. Ну как прикажете быть с подобным оболтусом? Без приличной взбучки не обойтись!

Видимо, последнее и вызвало реплику Чарли:

— Детей бить нельзя.

При этом Чарли не имел в виду сына Фрэнка, а просто вспомнил, какую трепку порой задавали ему родители. Старый ремень для правки бритв не раз прохаживался по его тощему заду, и эта постыдная процедура неизменно проходила в ванной.

Однако Фрэнк принял это замечание на свой счет. Он уставился налитыми кровью глазами на Чарли.

— А тебя кто спрашивал? — угрожающим тоном спросил он.

Не исключено, что Чарли даже не расслышал вопроса. Погруженный в невеселые воспоминания, он заказал еще один двойной бурбон, который стал потягивать с еще более печальным видом.

Затем очередь дошла до жены Фрэнка. Она, оказывается, всегда принимает сторону сына. Послушать ее, так во всем виноват он, Фрэнк. Пристает, ворчит. Вот балбес-сын и заявляется домой с шишками на лбу и закатывает истерики. Ну, что поделать с такой женщиной? Приходится и ее поколачивать вслед за сыном.

— Стыдитесь, — проговорил Чарли.

Фрэнк снова повернулся, глаза его сузились, плечи угрожающе напряглись.

— Что ты сказал?

— Я сказал — стыдитесь, — спокойно ответил Чарли. Перед его глазами предстал образ матери с опухшим, в синяках лицом, а в ушах снова зазвучала пьяная ругань отца.

— Ты-то что знаешь об этом? — требовательным тоном спросил Фрэнк.

— Все знаю, — сказал Чарли. Мне положено знать.

— Ну так не суй нос не в свои дела.

В крови Чарли гулял бурбон, делая его неимоверно храбрым и по-геройски злым. — Никто не вправе утверждать, что это только его дело, — заговорил он громче обычного. — Все мы человечество, ветви одного дерева. Если ты, Фрэнк Кэстен, бьешь свою жену и сына, то задеваешь и меня. И я приказываю тебе, прекратить. Ты — жестокое, порочное и злобное чудовище. Тебя самого хорошо бы вздуть…