Вкус к убийству. Сборник детективных произведений английских и американских писателей
Шрифт:
— Блюда для бисквитов?
— Да, гончары так называют первичный продукт после обжига, но до глазурования.
— О нет. Не имею ни малейшего представления.
— Примерно 1270 градусов по Цельсию. Вот так-то!
— Боже праведный!
— Вот видите, — с оттенком юмора в голосе произнесла Клара, — какое серьезное испытание пришлось вынести моей вазе. Но согласитесь, разве она не стоит затраченного на нее труда? Для цветов она, пожалуй, низковата, но ничего — у нее совсем другое предназначение.
Разговор о столь страшном жаре навеял на преподобного Каллинга мысль об аде. Он
— Что ж, мне пора. Не могу даже выразить своего восхищения тем, как стоически вы переносите свое горе.
— Думаю, вам не стоит беспокоиться обо мне. Уверяю вас, я выживу.
Они прошли к дверям и распрощались.
— Я так рада, что вы нашли минутку для меня, святой отец, — проговорила Клара. — Пожалуйста, заглядывайте еще.
Стоя в дверях, она наблюдала за тем, как священник прошел к своей машине, после чего вернулась в гостиную. С раздражением взяла со стола сверток. Нет, Каспер просто невыносим! Разумеется, надо быть достаточно экономным, но не таким же скрягой! Мало того, что бумага была тонкая и какая-то хлипкая, а бечевка и того ненадежнее, так он еще и отправил сверток третьим классом — лишь бы сэкономить несколько центов на доставке. Допустим, почтовые служащие не так уж часто осмеливаются вскрывать посылки, но как знать, вдруг они остановили бы свой выбор именно на этой! Как неловко она бы тогда себя чувствовала — если не сказать более.
Клара сняла очаровательную вазу с камина и поставила на стол рядом с посылкой. Сладостное чувство приятного общения помогло устранить остатки былого раздражения. Распаковав посылку, она стала осторожно пересыпать ее содержимое в вазу.
Лоуренс Блок
Жажда смерти
Полицийский увидел, как машина остановилась на мосту, но не придал этому особого значения. Людям нравилось стоять, склонившись над перилами, особенно поздно вечером, когда движение транспорта замирало и они могли побыть в одиночестве, не опасаясь, что кому-то из водителей-шутников захочется попугать их оглушительным гудком. Изящной стальной параболой мост изгибался над глубокой рекой, разделявшей город почти пополам; с середины же моста были прекрасно видны старинные административные и деловые постройки, сгрудившиеся в правой части города, и мукомольные мельницы — в левой. Вдалеке расстилалась ровная полоска горизонта, а над водой туда-сюда сновали чайки. Мост был самым удобным местом для охотников поглазеть на город. Правда, молодежь предпочитала уединение и потому выбирала стоянки, кинотеатры для автомобилистов или ответвления от основного шоссе вдоль северного берега реки, однако любители созерцать красоты ландшафта частенько останавливались на несколько минут на мосту, после чего продолжали свой путь на другой берег.
И самоубийцам мост пришелся по вкусу. Поначалу полицейский не подумал об этом; по крайней мере человек успел вылезти из
Он двинулся к человеку по пешеходной дорожке. Решив не кричать и не использовать свой свисток, — нетрудно представить, как может подействовать на того неожиданный звук. В какой-то момент руки на перилах напряглись и мужчина встал на цыпочки. Полицейский был уже готов закричать и броситься вперед, но человек вдруг снова обмяк — руки ослабили хватку — достал сигарету и закурил. Полицейский понял, что время у него есть. Такие типы не могут обойтись без сигареты даже перед роковым шагом.
Когда между ними оставалось не больше десяти метров, человек обернулся, чуть вздрогнул, а потом покорно опустил голову, Он был лет тридцати пяти, высокий, с длинным узким лицом и глубоко посаженными глазами, запрятанными под нависавшими густыми бровями.
— Прекрасная ночь, — произнес полицейский.
— Да.
— Любуетесь красотами?
— Именно.
— А мне, увидев вас, почему-то захотелось подойти и поболтать. Иной раз в такую ночь вдруг накатит одиночество, — полицейский похлопал себя по карманам, но так и не нашел сигарет. — Извините, у вас не найдется закурить? Мои кончились.
Человек угостил его сигаретой. Она оказалась с фильтром, а полицейский предпочитал обычные, но жаловаться, естественно, не стал. Он поблагодарил мужчину, прикурил от его зажигалки, снова поблагодарил и встал рядом, положив руки на перила и чуть подавшись вперед, глядя и на протекавшую внизу реку, и на город вдалеке.
— Красивый отсюда вид, — заметил он.
— В самом деле?
— Ну конечно же. Умиротворяющий какой-то, успокаивающий.
— Мне так не показалось, — проговорил человек. — Я больше думал… да, о том, как человеку обрести покой для самого себя.
— По мне, так лучше всего для этого основательно вкалывать всю жизнь, — заявил полицейский. — Все равно в ней все рано или поздно становится на свои места. Бывает долго ничего не вытанцовывается, а потом, глядишь, само собой образуется.
— Вы и в самом деле в это верите?
— Ну конечно.
— Даже находясь на этой работе?
— Даже на ней, — ответил полицейский. — В жестоком мире мы живем, но разве это новость? Лучшего нам не надо, так, во всяком случае, мне представляется. А на дне реки вы уж точно ничего другого не найдете.
Человек долго молчал, потом кинул сигарету вниз; оба стояли и смотрели, как она высвечивает в темноте тонкую светящуюся полоску, после чего послышался нежный шипящий звук от соприкосновения огня с водой.
— Совсем не слышно, — задумчиво произнес мужчина.
— Да.
— Вот и мы так же, большинство из нас, — он ненадолго умолк, а затем повернулся к полицейскому. — Меня зовут Эдвард Райт. — Полицейский тоже представился. — Мне кажется, я бы не смог решиться на такое. Во всяком случае, не сегодня.