Вкус к убийству. Сборник детективных произведений английских и американских писателей

Гилфорд Чарльз Бернард

— Нет! О, Боже, Нееееееееет!! — Он отшатнулся. Потом посмотрел вниз и, когда почувствовал нежное, но непреодолимое действие земного тяготения, рот исказился в последнем крике. Парень отклонялся назад все дальше, дальше, глаза его вдруг расширились, словно сфокусировались на чем-то, что находилось далеко-далеко, и внезапно наполнились каким-то безмятежным спокойствием и он полетел в пустоту.

Клик. Клик.

Маккелвин прислонился к зданию, его ноги неожиданно задрожали от напряжения. За спиной раздался голос священника:

— Te absolvo in Nomine Patris… [10]

Но

внутри себя Маккелвин уже видел этот последний снимок, чувствовал его безупречное совершенство: выражение глаз паренька, неожиданно смягчившееся юношеское лицо, полное умиротворение, отразившееся на нем в момент падения. И ясно увидел подпись под снимком: «Долгий взгляд в бесконечность».

Маккелвин двинулся по карнизу назад, перемещаясь, как слепой, чувствуя себя выжатым, как лимон. Наконец он перелез через подоконник, внутренне еще переживая снимок, запечатлевший неведомую смесь человеческих эмоций.

10

Начальные слова католической молитвы.

Снимок явно нес на себе налет гениальности.

Маккелвин шел словно в забытьи, не обращая внимания на свирепые взгляды полицейских и журналистов, пропуская их острые, выпытывающие вопросы. Лишь священник что-то сочувственно произнес. Нельсон, тот самый репортер из журнала, которому он звонил, одарил его холодным, иронично-понимающим кивком.

Но все же Маккелвину пришлось ответить на несколько быстрых вопросов. Да, он фотограф. Случилось так, что он очутился здесь именно в тот момент, когда этот несчастный вылез на карниз. Маккелвин заметил его и пустился следом за ним. Он ведь фотограф, и ему, конечно же, хотелось заснять такую трагедию. В этом сказалась его вторая натура. Но в первую очередь его втолкнуло на карниз желание спасти паренька, если, конечно, удастся. Не удалось. А сейчас он в шоке, слишком сильном шоке, чтобы отвечать на другие вопросы. Поговорите с Нельсоном, сказал он им, Нельсон сможет просветить их относительно деталей его жизни и карьеры.

А потом, стоя у основания здания, Маккелвин задумчиво глядел на то место, куда упало тело паренька. Сейчас оно поблескивало, мокрое и чистое, вымытое водой из шлангов пожарными машинами. Он медленно обошел его кругом, потом остановился. В луже отчетливо отражался профиль здания, сильно вытянутый в перспективе, зловещий и, казалось, пронзающий собой темнеющее небо.

Это была интересная композиция; более того, она прекрасно вписывалась в контекст того, что произошло только что.

Маккелвин навел камеру на отражение в луже, чуть изменил наклон фотоаппарата, чтобы подчеркнуть высоту здания, и нажал на кнопку затвора.

«Пожалуй, без налета гениальности, — подумал он, — но все же недурно».

Перевод: Вяч. Акимов

Мэтью Гэнт

О пользе интеллекта

Близнецы Перкинсы (обоим по одиннадцати, лет, почти по двенадцать — или, как любит говорить Пэтти Перкинс: «В следующий четверг мне будет одиннадцать с тремя четвертыми, а моему брату Дэнни — столько же без четырнадцати минут») раскрыли тайну убийства — жертвой которого стал продавец бананов, — как они сами выразились без особой скромности (но вполне справедливо), «с исключительной легкостью».

Коэффициент умственного развития близнецов Перкинс равнялся примерно 185 баллам и за это обоих искренне недолюбливали все, за исключением разве что родителей и разносчика бананов, которого все

называли просто «Греком». Близнецы Перкинс звали его по имени — Аристос Депопулос. Разносчику бананов Перкинсы нравились потому, что очень умно подсказали ему, как можно почти вдвое увеличить размер своих доходов.

До своей внезапной кончины грек обычно объезжал окрестности, толкая перед собой тяжелую, скрипучую телегу — он предпочитал улицы растянувшегося на огромное расстояние новенького жилого комплекса в Восточном Бронксе, предназначенного для представителей среднего достатка. Он проезжал мимо каждого кирпичного дома кремового цвета, похожего на массу таких же домов вокруг, продавая бананы и только бананы, ностальгия по которым не совсем покинула сердца домохозяек Бронкса, помнивших таких же разносчиков еще по Деланси-стрит десятилетней давности, когда сами они принадлежали еще не к среднему классу, а самым нижним слоям общества. Однако сентиментальность домохозяек принесла греку гораздо меньше в сравнении с тем, что сделали Дэнни и Пэтти Перкинс, которым еще никогда в их коротенькой жизни не приходилось видеть подобных разносчиков с тележками, за исключением, пожалуй, этого юморного грека и его конкурентов.

Разносчик бананов приподнял свою замасленную кепочку, увидев, как близнецы приближаются к его тележке, загадочно поблескивая своими полуприкрытыми глазенками.

— Привет, — сказал он. — Вы хотеть купить банана?

— Дефицит культуры, — пробормотала Пэтти Перкинс.

— Больше похоже на голливудского актера, чем на грека, — добавил Дэнни.

Пэтти приподняла голову.

— Гм-м-м, возможно. — Юна посмотрела на разносчика и прямо предложила: — Скажите что-нибудь.

Он чуть покраснел и зарычал:

— А ну, сопляки вшивые, чешите отсюда, да побыстрее.

Пэтти Перкинс быстро улыбнулась. — Ты прав, — кивнула она брату.

— Я всегда прав, — сказал Дэнни Перкинс.

Пэтти Перкинс посмотрела на бананы.

— Сколько?

Разносчик ткнул пальцем в большой белый пакет, на котором жирным карандашом было нацарапано: «13 центов — св., 25 центов — 2 св.»

— Ну и как торговля? — полюбопытствовал Дэнни.

К этому времени грек уже успел смекнуть, что стоявшие перед ним двое детей непохожи на всех остальных. Он закурил, потом стал запихивать пачку в задний карман своих брюк и наконец проговорил:

— О, простите меня, — и предложил близнецам сигареты.

— Благодарю вас, не надо, — отказался Дэнни. — В этой марке слишком много никотина и смолистых веществ. Вы не пробовали новую разновидность «кента»?

Они представились друг другу, и грек-разносчик Аристос Депопулос признался, что торговля идет неважно, но если бы он мог увеличить объем продаж, то товар бы ему доставался по более низкой цене, тогда он бы забот не знал.

Дэнни Перкинс медленно очистил банан и откусил кончик — дюйма на полтора. Затем перевел взгляд на плакат и улыбнулся, обнажив крепкие зубы. Оба близнеца носили очки, у них были крепкие зубы и обоим чуточку недоставало роста. В семилетнем возрасте они оба перенесли серию приступов ревматизма, и каждый из них знал, что сердце у него настолько слабое и может еще до совершеннолетия выкинуть с ними какую-нибудь мерзкую шутку.

Школу они посещали так редко, как только могли, уделяя время в основном практическому самообразованию или тому, что с некоторым преувеличением именовали «оказанием разных услуг соседям». (Последние весьма нелицеприятно, если не сказать более, отзывались о проделках Пэтти и Дэнни). Близнецы Перкинс, конечно же, не были двойняшками, поскольку между мальчиком и девочкой неизбежно должны наблюдаться какие-то отличия, но все равно сходство их было весьма заметным.