Шрифт:
Предисловие
«…Есть хорошие рассказчики – им рады в любой компании, их выступлений ждут, предвкушая: сейчас будет нечто… «Запиши», – говорят такому счастливцу, – сделай книгу!» Увы, на письме истории блекнут, подобно вытащенным из моря на сушу разноцветным камням.
Есть авторы-профи, знающие, как сделать крепкий рассказ. Смотришь – нигде ничего не шатается, не торчит… И – не цепляет. Сел, прочёл. Встал и дальше пошёл.
Есть, разумеется, классики жанра, в том числе – среди современников.
Но изредка встречаются граждане – не классики вроде и даже не вполне литераторы, – в ком природный талант к написанию рассказов клокочет, родником выходит на свет, и ничего тут поделать нельзя. И не надо. Ну, разве подправить немного русло, чтоб не попала муть.
Александр Пономарёв – как раз из этой редкой породы. В текстах его сочетаются живость и юмор устных историй с чётким построением фразы, с грамотным ведением сюжета. «Делали бы свое дело как положено, со вкусом и фантазией», – сетует один из пономарёвских героев. Вкус и фантазия – две опоры настоящего творчества, и важно развивать в себе первое, не теряя второе.
С фантазией у автора полный порядок – Александр Пономарёв идеально соблюдает баланс между правдой и выдумкой. Ясно, что без вымысла нет настоящего текста, но высосанный из пальца герой не интересен – у него нет точек соприкосновения с состоящим из плоти и крови читателем.
Александр Пономарёв обладает дефицитным умением сделать не просто зарисовку с натуры, а образ – прищурясь, отходит от быта на дистанцию, годную для обобщений. Он пишет не байки, а рассказы – по всем правилам жанра, придумывая и сюжет, и героя.
При этом герой у него – настоящий: непростой, многомерный, объёмный. Полон слабостей, колебаний, сомнений. Суеверен, наделён лишним весом, подвержен чревоугодию и пьянству. Окружающий мир не слишком к нему расположен: давит ипотекой, удручает непониманием, угнетает несправедливостью, пугает потерей здоровья, предъявляет множество диких претензий…
Мы читаем рассказы Пономарёва и вдруг понимаем, что вместе с автором смотрим на человека взглядом почти божественным – ироничным, но тёплым и любящим. Любящим – не жалеющим, а направляющим к росту.
«Будучи не в силах смириться со своим постылым бытием» (рассказ «Вкус к жизни»), пономарёвский герой начинает действовать. С ним происходят события – в полном литературном смысле. То есть Пономарёв умеет закрутить пружину сюжета – поставить героя в такие обстоятельства, что тому приходится менять и себя, и окружающий мир. Не важно, что к этим переменам толкает: картина ли манящего благополучия, угроза здоровью, ущемлённая гордость или навязчивый вещий сон.
Поначалу герой упирается, втайне надеясь на чудо. Например: «Если не произойдет чудо, и за оставшиеся два часа сюда не наведается женская сборная по волейболу, то день можно будет считать прожитым напрасно» (рассказ «Перебор»), – думает продавец в курортной лавчонке. Но, повздыхав, герой начинает действовать.
И – абсолютно как в жизни! – чудо-таки происходит: находится выход, рассеиваются тучи, добро торжествует. «Унылая атмосфера пошлости и безвкусия» испаряется.
Но главное чудо происходит с читателем – приходит понимание чудесности неуютного и страшного мира, чудесности заурядного человека, чудесности незамысловатого быта. Понимание того, как прекрасно иметь возможность всего лишь выпить рюмашку, обнять пышнотелую дамочку, залечь на диван, включив телевизор. А уж если получится вырваться вдруг на море… Торжествует вкус к жизни, безошибочно названный автором «фундаментальное чувство».
Слово «вкус» не случайно разбросано по рассказам Пономарёва. Вкус – то, что автор, безусловно, ценит в других, и чем по заслугам может гордиться сам. Александр Пономарёв – и в создании героев, и в построении квеста для них, и в языке – обладает удивительным чувством меры.
Язык его рассказов лаконичен и одновременно расцвечен яркими красками. Он по-настоящему вкусен – им хочется наслаждаться…»
Светлана Чураева
Заместитель главного редактора журнала «Бельские просторы»
Бездарь
В кабинете у главного редактора журнала «Наш век» сидел известный во всем городе литератор Гарниров Лев Николаевич и пил чай с сушеными финиками, когда в дверь робко постучали, а в ее проеме блеснула залысинами голова мужичка средних лет.
– Кого еще нелегкая, – буркнул редактор, – ну заходите, что ли, раз вы и так наполовину уже здесь, не создавайте сквозняк. Извините, мэтр, я тут прервусь на секундочку, – кивнул он своему, развалившемуся в кресле, именитому собеседнику.
Внезапный гость, не замешкавшись, проскользнул внутрь помещения и, смущенно теребя нос, произнес:
– Я, так сказать, насчет рукописи своей побеспокоить. Пьеса «К черту на кулички», помните? Уже третий месяц пошел, как вы ответ дать обещались.
– Раз обещали – значит, дадим. Кто вы тут у нас, освежитесь-ка в памяти.
Посетитель с надеждой в голосе отрапортовал:
– Мухин я, Мухин Платон Иванович.
– Те-ак’с, – редактор потер ладоши и начал озираться по сторонам в поисках рукописи. – Куда ж она задевалась, проклятущая?
Затем он пошарил взглядом по полкам, прошелся по стеллажам.
– Ума не приложу, хоть убей, а вы точно нам ее передавали? Может, в какое другое место отнесли?
– Не, куда раньше отнес, отовсюду вернули уже, – ответил мужик, простодушно улыбаясь, – вы последние. Посмотрите повнимательней, прозрачная такая папочка с желтым корешком.
Наконец искомая папка была найдена на подоконнике под электрочайником.
– Ваша?
Мухин кивнул.
– Ну тогда забирайте ее, макулатуру свою, Бога ради.