Вкус к жизни
Шрифт:
– Юль, ну ведь на ровном месте же… – произнёс он что-то отдалённо похожее на раскаяние, и даже хлопнул себя по бёдрам, выражая некоторую долю отчаяния, но я лишь вздёрнула подбородок.
– Ты здесь совсем одичал! – упрекнула.
– А ты, вероятно, забыла, что…
– Что?! – выкрикнула я.
Но сделала это, скорее, не позволяя произнести ему что-то обидное и злое. Взглянула тоже с предостережением, и Мартин услышал, понял, осознал. А ещё он покаянно опустил голову и выжал из себя скупую улыбку.
– Мартин, ты виноват только потому, что сильнее, потому что на своей территории и потому
– Если подняться на гору, то будет сеть, – уведомил он, пытаясь задавить меня взглядом.
Я тоже была сильна в подобных играх и не собиралась уступать лишь потому, что вспылила якобы!.. без оснований. Вот только ситуация выходила такая, что…
– Извини… – пробормотала я, включая заднюю. – Пойдём сейчас?
– Завтра утром, – бросил он и направился к двери.
– Но почему не сейчас?! – топнула я ногой, а Мартин резко развернулся, но вместо того, чтобы прикрикнуть, лишь холодно процедил:
– Потому что я сказал «завтра».
– Мартин, но я же извинилась! – воскликнула я, когда он задумал сбежать. – И могу извиниться ещё раз! – добавила, отправившись следом.
– Юль, скоро стемнеет, идти сейчас небезопасно, – терпеливо проговорил он на ходу, а когда остановился, я врезалась в мощную спину. – И не нужно бежать за мной – дело не в извинениях.
Мартин шагнул вперёд, а я упрямо двинулась следом, и ему пришлось остановиться снова.
– Я тоже был неправ… Прости…
– Мартин…
– Всё завтра, – отмахнулся он, не желая даже слушать.
– Упрямый осёл! – фыркнула я, но постаралась сделать это так тихо, чтобы он не услышал.
Оставшаяся часть дня прошла в осаде. И даже если выходило пересекаться, я делала вид, будто безумно занята, а он… ему делать вид не приходилось. Но в итоге вышло так, что из-за своей же глупости, я осталась без посиделок у камина, без приятной компании и без возможности бросать пылкие многозначительные взгляды. Мне нравилось, когда Мартин ловил их. Подозреваю, что в такие моменты он чувствовал себя жутко взрослым и правильным, а я казалась ему капризной и взбалмошной. Возможно, так и было, но я продолжала смотреть, а он не смел меня в этом упрекнуть. Это была игра для двоих. Занимательная и в некоторой степени опасная.
– Я набитая дура! – зло пробубнила я, обижаясь теперь только на себя.
Спать в итоге легла раньше времени, а вот проснулась, будто меня кто-то толкнул. «Приближался рассвет». Эта мысль так ясно пульсировала в моём мозгу, словно я грезила ей не один день. В любом случае сон как рукой сняло, и продолжать мариновать себя в постели, было просто глупо! Прокравшись на лестницу, я заглянула в холл и возликовала: мольберт стоял на месте. Взяться за кисти было страшно и здесь уж, скорее, влиял протест, а не только желание. И на полотне должна была оказаться моя картина! Потому что я этого достойна…
Панорамное окно, указывающее на восток, было открыто. Единственное во всём доме. И я запоздало решила, что Мартин и сам был не прочь провести это раннее утро с кистями в руках.
– В таком случае надо меньше спать! – деловито произнесла я, выбрала подходящую кисть, выдавила каплю краски… и нанесла пробный мазок.
Прислушиваясь
Я торопилась, а, значит, совершала ошибки. Время нещадно ускользало, и вот наступил момент, когда горизонт расцветал диковинным огнём, а я продолжала возиться с умирающими в рассветных лучах звёздами. Власть ночи угасала, ожило озеро. Но теперь оно отдавало стеклянным блеском и не торопилось впустить в себя искры и всполохи. Снег притаился. Он только-только утратил блеск далёких звёзд, и вот настала очередь отразить поцелуй солнца. В голове, будто в отдельном государстве, правили формулы смешения красок, но глаза улавливали так много… А душа развернулась, желая наполниться гармонией.
Прошло не больше двух часов, а я была выпита до дна. Выдохлась, измучилась, устала… Я была собой недовольна. Повторить этот рассвет невозможно! Завтра наступит новый. А тот, что был сегодня, останется только на холсте. Нервным движением кисти я добавила больше белого у самого склона гор. Цветовой акцент сместился, заставляя взвыть. Сзади раздался надменный смешок. Кисть выпала из пальцев, я обернулась, замерев перед Мартином в испуге. Он неторопливо поднял с пола утерянный инструмент и протянул его мне, а когда не взяла, бросил к остальным. Я же отвернулась и смотрела теперь только вперёд.
– Смелое начало, – раздалось эхом, и показалось, что я сейчас умру. – У меня есть двенадцать пейзажей с этого ракурса, но ни один из них не обладает такой силой, как твой, – шепнул Мартин, склонившись над моим ухом, и удержал ладонями плечи, когда они мелко задрожали. – Ты так легко вдохнула в него жизнь…
– Я не закончила, – с неудовольствием доложила я и небрежно взмахнула рукой. – Рассвет наступил слишком быстро.
Мартин молчал, но я знала, что он смотрит на холст, с лёгкостью подмечая все слабые зоны, непроработанные места. Но вместо заслуженной критики я услышала тихую просьбу:
– Оставь его таким…
– Почему?
– Открытый финал, – неторопливо улыбнулся Мартин, а его губы невольно коснулась кожи у самого моего ушка. – Он обладает особым послевкусием.
Ладони спустились с плеч, согрели руки, огладили ослабевшие запястья. А губы никуда не исчезли. Они так и кружили, соблазняя, уводя в какую-то параллельную реальность. И я хотела плыть. Хотела наслаждаться касанием, уединением, его дыханием, что так ласково стелилось по коже.
– Я рад, что ты, наконец, решилась, – прошептал Мартин.