Вкус к жизни
Шрифт:
– Он? – вызывающе хмыкнул Мартин и снова подмял меня под бок. – То есть мы заменим моего любовника на твоего?
– Да ты сегодня просто жжёшь! – шутливо разозлилась я. – Надеюсь, сейчас это была ревность, а не упрёк… Но в чём-то определённо прав: однажды Дима мне здорово помог. Знаешь… все эти дурацкие моменты, когда кажется, что жизнь катится в пропасть?.. Я сбежала от проблем на Шри-Ланку и честно планировала превратиться в местного БОМЖа.
– От чего сбежала?
– Да там… – вздохнула я, но так и не решилась на серьёзные признания, правда, захотелось получить порцию тепла, и я поцеловала Мартина в уголок рта. – Тогда
– Нирваны достигают, – весомо поправил Мартин, и я благодарно улыбнулась.
– Ну вот видишь… Ты и сам всё знаешь… В общем, он классный специалист, да и человек что надо! И даже ничем не хуже твоего Марка: он тебе и светило, и научный деятель. Только в своей области.
Мартин задумался. Но сделал он это не для того, чтобы принять решение. Скорее, пытался примириться с новой реальностью. С той самой реальностью, в которой приходится идти на компромиссы. И, да, это далеко не все трудности, что появляются в доме вместе с молодой и горячей любовницей!
Дима прибыл через три дня, прервав ради меня какую-то жутко важную конференцию. Я к тому времени изучила страшное количество информации по физиолечению – воспользовалась домашней библиотекой Мартина. И на случай если иглы не принесут ощутимую пользу, выбрала ещё несколько действенных процедур. Такой бурной деятельности Мартин почему-то не обрадовался:
– Юль, я, конечно, не сомневаюсь, что в твоей голове созреет ещё множество стоящих идей и желаний, но… уверяю: для того, чтобы я их исполнил не обязательно бить меня током! – ужаснулся он одному только названию: «Миоэлектростимуляция».
О том, что большая часть известных фииотерапевтических методов уже была испытана, доложил Марк. Новый этап лечения вселял надежды, и оставалось только ждать.
После первого сеанса Мартин сказал, что чувствует себя отвратительно, после второго – не смог встать с постели и потребовал отправить горе-лекаря туда, откуда он прибыл. Третий, с его слов, не принёс ничего, кроме боли и усталости, ну а после пятого Мартин ничего не сказал. За него сказал Дима.
– Организм человека так тонко устроен, что в состоянии сам излечить себя. Ну, при условии, что ему в этом немножечко помочь, – отмахнулся он от моих многочисленных вопросов и явно намеревался продолжать до победного.
Всё изменилось после десятого сеанса. Боль ушла. Разумеется, временно… глупо было бы верить в чудеса, но она ушла! И это означало, что ближайшие несколько месяцев можно будет продержаться, даже пустившись во все тяжкие. Что мы, к слову, и сделали.
Ночью были картины, а утром, днём и вечером секс. Ночью были разговоры, а утро, день и вечер оставались заняты тем же занимательным делом! Ночью Мартин умудрялся решать какие-то вопросы, а я без остатка лила свои эмоции на холст. Я написала его портрет в красках, он изобразил меня лежащей на столе в луже из тягучего красного вина, на животе таилась его ладонь… волшебно! Я сделала не меньше сотни набросков, на которых он был изображён во время сна, в работе, даже в гневе! Он был запечатлён стоя, с кистью в руках и вальяжно развалившись в кресле! Ну а Мартин всё же превратил меня в яркую колибри, силуэт которой угадывался в пышном разноцветном хвосте волос.
Было здорово. И эти дни казались лучшим временем в жизни. Мы узнавали друг друга. Мы друг друга принимали. А ещё пытались меняться,
Мартин не выносил допросы и не мог терпеть, когда кто-то находится за спиной. Правда, ко мне относился со снисхождением, потому позволял и первое, и второе. Почти всегда. Ему же вдруг удалось выяснить, что я просто категорично… вот, буквально до нервной дрожи не переношу, чтобы меня поучали. А ещё чтобы перебивали, исправляли и ставили на место. Я-то о себе такие тонкости знала, что же… пришло время и Мартину лишиться иллюзий.
Ежедневные наблюдения заставляли меня делать неожиданные выводы. Например, я поняла, что Мартин не был рвачём – ненужная опция. Деньги текли к нему сами, люди стремились стать на общую орбиту. Достижения не вызывали положенной мании величия, а желания оказывались до невозможного просты.
Я полюбила оральный секс. Именно в той форме, что прежде ввела меня в недоумение и шок. Мартин сказал, что тоже полюбил его со мной, хотя мне показалось, будто лукавит: судя по уровню мастерства, он долго и упорно практиковался!
В доме, наконец, появилась женская одежда, позволяющая мне выходить на улицу. В первый же день я выскочила, слепила снежную бабу, протоптала под окнами дорожку и написала ещё один портрет Мартина прямо на белоснежном природном полотне. После нужно было срочно копать лабиринт, чтобы спрятаться от праведного гнева, а под конец и вовсе пришлось изваляться в снегу. Правда, не всё из перечисленного я сделала по своей воле. Ну а когда выяснилось, что озеро, наконец, замёрзло, то появилось ещё одно обязательное развлечение: катание на коньках. Именно на льду и выяснилось, что в юности Мартин был центрфорвардом в хоккейной команде и даже выступал за сборную.
Это было сказано без подробностей, в порыве эмоций, а уточнять я побоялась: всё, что касалось периода до аварии, он по-прежнему воспринимал особенно остро и всячески избегал подобных разговоров. В чём-то я Мартина понимала… когда жизнь меняется, да ещё без твоего на то согласия и вовсе не в лучшую сторону… справиться с этим, действительно, трудно, проще просто принять и… забыть. Именно так он и сделал, а оттого такие вот редкие и сладкие воспоминания казались мне особенно ценными.
В неразрывной связке мы накатали сотню километров, не меньше! Мартин прижимал меня к своей груди и вёл по льду трепетно и нежно. И это потрясающее, ни с чем не сравнимое ощущение… когда ветер в лицо, когда искры ослепительно-белого снега бьют в глаза, когда за твоей спиной стучит такое родное, надёжное сердце, ощущается тепло, сила, верность! Это щемящее чувство заставляет терять дар речи и просто наслаждаться моментом жизни.
А потом можно долго-долго смотреть на огонь в камине и, украдкой глядя в глаза напротив, замечать, как в них отражаются яркие всполохи пламени. Можно пить вино, развалившись голыми на медвежьей шкуре, можно просто касаться друг друга. Иногда это бывает куда важнее слов…
– Мартин, почему ты построил дом именно здесь? – как-то спросила я.
Он очень не хотел отрываться от моего живота, всё нацеловывал его, ласкал губами, вырисовывал узоры языком. Ладони при этом требовательно и жадно гладили спину и ягодицы, а мысли были заняты чем-то похотливым и развратным. Говорить не хотелось совершенно, но он сделал над собой усилие, правда, отстраниться не позволил, прижал к себе очень крепко.