Вкус крови

Семёнова Мария Васильевна

Это по минимуму, если больше ничего не навесят. А навесить – при желании – могли, ох могли, и желание наверняка было. Чтоб знал, падла…

– Ой, какого хачика привели! – взвизгнула Валька, когда Власенко привел ее из сортира. – Ах ты мой заинька! Мордочкой, правда, на что-то упал, а так все вроде при нем…

– Да пустой он. Бабок-то нет, – равнодушно заметила Светка.

Джава неподвижно лежал на голых грязных досках. Если не двигаться, боль, наполнявшая тело, становилась терпимой. Вот только в голове гудели колокола, а глаза лучше было вовсе не открывать: все вокруг плыло.

– Какие у него бабки, дура! – донесся с другой стороны томный многоопытный голос. – Менты

ж его обшмонали.

Джава почувствовал, как погружается в липкую черноту. Хотелось проснуться и весело заспешить под руку с Настей через площадь, чтобы поспеть на последний поезд метро. Не будет этого теперь. Не будет никогда…

Валька попыталась было расшевелить молоденького «хачика», но вскоре отлипла и перестала ему досаждать, и он даже ощутил к вокзальной проститутке какую-то благодарность. Три года. Сопротивление сотрудникам правоохранительных органов. Три года… Мир ощутимо съезжал набекрень. Он попытался представить лица родителей, когда им расскажут, и не смог. Это было куда хуже боли, по-прежнему плескавшейся и пульсировавшей в ребрах и пояснице.

Потом окружающий мир стала окутывать вата, Джава понял, что теряет сознание, и почти с облегчением подумал: это смерть?..

Это оказалась не смерть. Он начисто лишился ощущения времени, но сознание все-таки возвратилось. И первое, что почувствовал Джава, была противная сырость под бедрами. Странное дело, он не ощутил стыда, только то, что острая боль в пояснице сделалась тупой, ноющей. Теперь он знал, где у человека находятся почки.

Потом он вспомнил, где находится, и до него дошло, что в камере сделалось тихо, даже неугомонные девицы прекратили стрекотню. И наконец, как сквозь толщу воды, Джава услышал иностранную речь. Показалось, что менты заговорили по-французски. Господи, вот уже и крыша поехала…

Бред между тем становился все круче. Стал мерещиться знакомый голос, непонятно где слышанный. И опять по-французски. Джава прислушался. Нет, у него решительно начал мутиться рассудок. Ибо теперь голос произносил какие-то совершенно невероятные звуки. Потом снова перешел на французский:

– Оu sont tes parents?

Кажется, это обращались к нему. По-прежнему лежа лицом вниз, Джава кое-как разомкнул губы:

– …hobolthiq ana… в гости ушли…

Тьма снова сомкнулась.

Когда Джава выплыл из нее во второй раз, по ту сторону решетки стоял густой хохот и даже задержанные временами присоединялись к нему.

– Пришел грузин в зоопарк, – жизнерадостно рассказывал Голос. – Увидел в клетке гориллу. Мохнатую, черную… Долго смотрел, наконец дождался, пока вокруг никого, нагнулся поближе и шепотом спрашивает: «Гиви, как ты тут оказался?..»

Снова грянуло всеобщее веселье. Джава дорого дал бы за то, чтобы Голос заткнулся. Или вовсе провалился куда-нибудь в тартарары…

– А я, ребята, честно говоря, вообще-то сюда по делу приехал, – прозвучало через несколько секунд, когда хохот утих и благодарные слушатели замерли в ожидании очередного анекдота. – У вас тут, мне сказали, задержан Сагитов Джавад Магометович, семьдесят восьмого года рождения… Да нет, ничего, просто я с ним в коммуналке живу. Вот, на всякий : случай паспорт принес… Ага, и прописка…

Ну конечно, ошибка, с кем не бывает…

Джава почувствовал, как возвращаются силы. Голос! Неужели?! Да ну, откуда… Нет!!! В самом деле!!!

Он даже приподнялся на локтях, оторвав голову от пола. Со своего места он не мог видеть дежурного. Зато хорошо видел стол, на краю которого, легкомысленно болтая ногой в воздухе, сидел тети Фирин жилец, Алексей Алексеевич. А рядом с ним, крепко держась за его руку и неуверенно улыбаясь, стоял маленький негритенок.

Дежурный

что-то пробормотал в том смысле, что Сагитов вообще-то задержан на трое суток и в принципе надо бы завести на него дело да закатать мерзавца в «Кресты», куда всем этим носатым-черножо-пым прямая дорога. Однако в голосе милиционера отсутствовали уверенные металлические нотки, и причина тому имелась. Человек, умудрившийся столковаться с негритенком на его родном языке, провел в отделении больше часа, без устали переводя с африканской тарабарщины и обратно, потом травил анекдоты… В общем, он был уже до некоторой степени «своим», и к тому же получалось, что настаивать на задержании «лица кавказской национальности», оказавшегося питерским уроженцем и третьекурсником Мухинского, – себе дороже. Разумный компромисс – да пусть валит на все четыре стороны и радуется, что ноги унес! – напрашивался сам собой. В миг озарения Джава понял все это и обратился в слух, жаждая услышать заветное «Свободен!». Однако другие обитатели камеры не дали ему уловить конец разговора. Они сообразили, что анекдотов больше не будет, и принялись развлекаться на свой лад. Джава только разобрал, что Алексей вроде снова ввернул нечто смешное, вызвавшее доброжелательную реакцию у ментов, и тут в стельку пьяный-дебошир внезапно встрепенулся и загнусавил прямо над ухом:

– А я такой голодный, Как айсберг в океане…

Девушки затряслись в смеховой истерике и хором подхватили:

– И все твои печали Под черною водой!!!

– Эй там, тише! В «Кресты» захотели! – раздался окрик капитана Жеброва.

На этот раз он говорил грозно – без тени юмора. Немедленно воцарилась почтительная тишина: связываться никому не хотелось.

И в этой тишине послышался благословенный лязг открываемой двери. Более приятного звука Джава никогда еще не слышал.

– Сагитов! – отрывисто бросил капитан. – На выход!

29 октября, среда

Среда началась скверно. С утра на летучке начальник следственного отдела полковник Спиридонов, выслушав отчет Самарина о том, как идет следствие по «вампиру» (так транспортники успели окрестить убийцу-садиста из электрички), покачал головой и сказал:

– Шире подключай Никиту и Катю. Все понятно? И о других делах не забывай.

Как у тебя там насчет поджога будки путевого обходчика?

Самарин понял, что Семен Семенович смотрит на дело «вампира» как на верный «глухарь» и считает, что старший следователь Самарин может заняться и другими делами, более реальными.

– Ты на поджог еще не выезжал? А надо бы. Потом Мишка Березин отчитывался по делу о хищениях на Ладожской-Товарной. Тут тоже все было глухо. Охрану усилили, со всеми работниками провели допросы, в том числе и перекрестные, а кражи продолжались. И всякий раз усиленная охрана в нужный момент непременно оказывалась на других путях, у самого дальнего состава. Железная дорога несла огромные убытки, покрывая страховки. Дошло до того, что работникам стало нечем платить.

«Тут свои», – думал Дмитрий.

– Михаил, еще раз проверь всех служащих на Товарной. Даже если основная команда состоит из людей со стороны, им помогает кто-то из своих, – покачал головой Семен Семенович.

– Да уж всех вдоль и поперек проверил, – сказал Березин. – У меня такое чувство, будто я на этой Ладожской-Товарной живу.

– Вот и хорошо. Живи дальше.

– Дмитрий, у тебя сегодня что по вампиру?

– Личные связи проверяю. Сходить к Сорокиной на работу, предъявить фоторобот, родителям его показать… Хотя, честно говоря, особых результатов не жду. Звонков по фотороботу – завал, и все чушь. Портрет слепой – на каждого второго похож.